Томас Костейн - Наследники Великой Королевы

Глаза Смита привыкли к скудному освещению, и он с любопытством оглядывался. Большинство женщин были с арабского Востока. Их глаза мерцали поверх поспешно наброшенной чадры как звезды. Были среди них и уроженки Европы. Как заметил Смит, его неожиданное вторжение напугало их гораздо меньше, чем их мусульманских подруг. Внезапно он почувствовал легкое прикосновение к своей лодыжке. Он посмотрел вниз и увидел пару огромных синих глаз, глядящих прямо на него. У молодой женщины было овальное изумительной красоты смуглое лицо. Судя по всему, ее очень забавляло присутствие незнакомца. «Маленькая плутовка!» — подумал путешественник, — «неплохо было бы взять тебя с собой».

Другая, небольшого роста, очень живая, сказала что-то по-французски. Что именно, Смит не сумел разобрать. Джон нахмурился.

— Наш гость, Франсин, — сказал он, — англичанин и знаменитый путешественник. Он побывал в Америке и сражался с дикарями, которые без колебания содрали бы кожу с твоей хорошенькой головки вместе со всеми волосами. Иногда я думаю, что подобное обращение пошло бы тебе на пользу.

Француженка тоже была очень хороша. «Великий Джон Уорд разбирается в женщинах», — подумал Смит. Томная атмосфера, царившая в помещении, запах благовоний оказа навевали сладострастные мысли.

Джон остановился подле пухлой маленькой женщины с блестящими карими глазами на круглом личике. Она улыбнулась ему. Джон положил руку ей на плечо и произнес.

— Ну, плутовка?

Больше он ничего не сказал, пока они шли по длинному коридору с целым рядом решетчатых дверей, за которыми были небольшие личные комнаты женщин.

Смит попытался было рассмотреть внутреннее убранство одной из комнат, но через решетку ничего не было видно. Его интересовало, сам ли Джон навещает своих жен или их приводят прямо к нему в покои. Он знал, что на Востоке практикуют оба метода.

— Ну вот вы и увидели то, что хотели, — не слишком любезным тоном проговорил Джон, когда они вышли с женской половины через скрипучую, обитую медью дверь. — Ну и как, отдали бы вы свою свободу за такой курятник?

На этот вопрос Смит не ответил, зато выразил свое восхищение красотой женщин. Джон промолчал. Он глядел на небо, видное сквозь густые ветви деревьев.

— Даже звезды здесь не такие, как у нас. Вам не кажется, что свет у них какой-то холодный и недружелюбный?

— Я видел звезды под разными широтами. Мне они везде казались одинаковыми, за исключением, разумеется тех случаев, когда по ним нужно было определять местонахождение судна.

Джон уселся на скамью и жестом предложил своему гостю сесть рядом.

— Вы живете здесь, прямо как восточный владыка, — Уорд, — немного помолчав произнес Смит.

— Да, я думаю я здесь порядком изнежился. Теперь мне стоило бы некоторых усилий подняться на борт неприятельского судна с абордажной саблей.

«Да это просто убило бы его», — подумал про себя Смит.

— Но это место далеко не всегда райские кущи, Смит, — продолжал капитан. — Несколько лет назад язычники штурмом взяли эти стены. Они содрали кожу с четырех моих людей и гвоздями прибили ее к внешней ограде. Они также убили человека, к которому я был очень привязан. И это случится снова, Смит. Я это знаю.

— Ради всего святого, зачем же вы остаетесь здесь? Разве вы совсем не цените свою жизнь?

Джон ответил не сразу.

— По правде говоря, не очень. А вы что же советуете мне вернуться в Англию и отдаться в руки палача?

— Но ведь есть Франция, Италия, Германия. Вы можете жить в любой из этих стран.

— Чужбина везде чужбина. Жизнь здесь легка и удобна… пока дают жить. Иногда я сомневаюсь, что смогу ли я отсюда уехать. У бея преувеличенное представление о моих богатствах. Если я попытаюсь уехать, он обдерет меня, как липку. — После некоторого молчания он спросил со своим обычным горьким смешком. — Так вы полагаете, что мои жены красивы? Если вы снимите с них чадру и смоете краску с лиц, уверяю, вас ждет сильное разочарование. И вообще местные женщины странные создания. Порой они начинают драться, царапаться, плеваться друг в друга, и тогда слуги вынуждены разводить их по разным комнатам и наказывать плеткой. Иногда они впадают в своеобразный транс и всю ночь сидят и будто собаки воют на луну.

— Но ведь не все ваши жены местные.

— Да, я видел, как внимательно вы рассматривали белых женщин. Ну как, выдерживают они критику столь взыскательного знатока? Одна из них Франсин — француженка.

— Я так и думал.

— Она из Марселя. Очень живая и жизнерадостная, но язык у нее острее бритвы. Все остальные боятся ее. А заметили вы молоденькую с красивыми глазками? Ну, разумеется, заметили. Невозможно не заметить Марию.

— Она итальянка, верно?

— Сицилийка. Очень хороша. Я часто посылаю за ней.

«А-а, значит вот как это делается. Их приводят к нему», — подумал Смит.

— Вид у нее почти что ангельский, но жизнь в гареме ей не по душе, и она готова отдаться первому же мужчине, который проникнет туда. Единственная, кто меня по-настоящему любит, так это маленькая гречанка. Ей бы я без колебания доверил свою жизнь, если бы заболел.

— Я слышал, что вы живете в роскоши, Уорд, но даже вообразить не мог, что это поистине королевская роскошь.

— Даже, если бы я мог жить здесь в полной безопасности, я с радостью променял бы все это великолепие на маленький домик с соломенной крышей в зеленой долине Кента, — с неожиданной горячностью проговорил Джон.

Потом Смит спросил его о Джоралемоне. В каком качестве он здесь живет.

— А-а, мой добрый старый Джор! Круг его обязанностей необычайно широк — он и дворецкий, и секретарь, и мой друг. Но главное — Джор — моя совесть. Хотя, конечно, нельзя сказать, что я уж очень прислушиваюсь к его мнению. К примеру он житья мне не дает по поводу этих женщин, красотой которых вы так восторгались. Хотите верьте, хотите нет, но он категорически отказывается заходить на женскую половину. Джор — настоящий святой, силой обстоятельств заброшенный в обитель греха, откуда он не может бежать.

— Я не мог не обратить внимания, — продолжал гость, — на то, что в вашем гареме нет ни одной англичанки. Признаюсь, это меня удивило.

И тут на какое-то мгновение он увидел подлинного Джона Уорда. Мощная фигура выпрямилась. Низким от волнения голосом Джон произнес.

— Я перестал бы уважать себя, если бы осмелился привезти сюда свою соотечественницу. Я не очень-то горжусь своим теперешним образом жизни, капитан Смит. У женщин в моем гареме была сложная судьба и думаю, здесь им гораздо лучше, чем где-нибудь в другом месте. Но я никогда не решился бы предложить разделить мой позор женщине, которую я уважаю.

Наступила долгая тишина. Наконец Джон, не без труда повернув свой тяжеловесный корпус к собеседнику, сказал.