Лея Старцева - Апология

На душе Яши стало теплее, обстановка несколько разрядилась, тот даже ощутил себя на нужном месте. Роль вживания шла по плану. Однако в силу своей доверчивости, где-то внутри для себя решил – Гриша с Зафаром явно не враги народа, о которых так увлеченно твердил Казимир Иванович. Про себя он даже подумал, что хотел бы видеть их среди своих приятелей. Как мы помним, подобные мысли посещали его, к несчастью, редко.

В ходе недолгого разговора Яша успел познакомиться с коллегами. Гриша, который балакал больше остальных, рассказал о своей семье, работе, даже немного ввел в курс дела о починке трамваев. Такие технологии были новы не только Яше, но и самим рабочим, учились не по дням, а по часам. В отличие от Зафара, болтливый имел какое никакое образование инженера. Он был громким, вечно перебивающим, но никогда не оглушающим, речь, от чего-то имеющая уральский говор, была приятна уху. Возможно предположить, что тот имел ораторский дар, или же когда-то удосужился его получить, но умалчивал эту историю. Другие люди считали его за выскочку, затычкой в любой бочке, но коммуникабельность была лишь чертой характера. Так называемый, инфант террибль, бахарь. Являясь полной противоположностью Яше не только внутренне, но и внешне, он только сильнее его привлекал. Белобрысые волосы, голубые глаза с зеленым отливом, кожа, как у аристократов, в сочетании с высоким ростом – Гриша наверняка был грезами многих девчонок. Но о своей невесте ни проронил и слова при знакомстве, ведь таковой у парня не было. Душевное одиночество разделял с ним не только Яша, но его второй новый знакомец.

Зафар казался гораздо более грамотным, но, когда парень с высоким голосом старался перебить, друг лишь делал вид, будто его вовсе не существует. Смуглый парень с такими же черными очами от чего-то очень худой, потому, затягивая на костлявом тельце посильнее ремень, был очень опечален, как ему не дают вставить и слова. Но нисколько не обижался, видать, привык к поведению товарища. Что еще больше поражало – о бытие своего коллеги рассказывал в том числе не сам. Из уст Гриши удалось узнать, что Зафар, как и сестра Яши, занимается поэзией, живет в переполненной семье с множеством маленький детей, а также любит рассуждать на различные философские темы. Все верно. Он не был мягкотелым и скромным, наоборот, не ощущал зазлобы с обидой к Грише лишь из-за приятельского настроя, воспитанности с каплей понимания. Вне дуэта его всегда слушали, приятный тембр и безэмоциональная подача притягивали людей, но рядом с приятелем тот превращался в тень знакомца. Не смотря на различные темпераменты, дружба их была крепка. Они дополняли друг друга, никак иначе.

После перекура парни сопроводили прибывшего внутрь рабочего пространства. Взгляду Яши предстало нечто абсолютно не вообразимое: вагончики, множество людей, будто извозюканных в саже, а каждое слово отражалось эхом по бетонным стенам. Представления о депо оказались глубоко попранными. Не смотря на величие здания, его стены совсем не походили на те, кои прежде видел в парадной или квартире Казимира Ивановича. Не смотря на оживленную атмосферу, депо выглядело крайне плохо, несколько походило на заброшенное. Облезшая краска и пыль, летающая в воздухе, бесспорно отталкивала, заставляя вернуться в реальную жизнь, где городские красоты пропадают, углубляясь в здание с обыкновенными рабочими. То, что удалось узреть прежде – лишь красивая оболочка Петрограда, так тщательно скрывающая свои изъяны. Кто-то сидел в выемках под трамваями, завинчивая что-то гаечным ключом, другие – едкой краской выводили на его наружной обшивке цифры. Слаженная работа кипела, а люди, не смотря на ранний час, когда сила человеческая обыкновенно на высоте, не выглядели по-настоящему воодушевленными своей работой, несколько измотанные. И вот парадокс! Никто не походил на Казимира Ивановича – впалые глаза с серыми синяками под ними, хлюпкие тела даже у достаточно пожилых мужчин, но мускулистые руки. Коллектив не встречал его с возгласами, никто не спешил приобщаться, а уж если бы Яше не посчастливилось познакомиться с Гришей и Зафаром, вероятно, никто даже внимания не обратил. Людей было мне не много, на вскидку, около 50-60 человек.

Гриша объяснил, что обычно задания раздает дежурный, но сегодня его от чего-то нет на месте, потому новые знакомцы стали для него наставниками. Пусть и без ярого желания участвовать в деятельности, Яша постарался вникнуть в суть работы. Была бы у него тетрадочка с пером в тот момент – обязательно записал все, ведь казалось, поток сумбурной информации осилить ему будет невозможно. Вентиляционная система, сцепной прибор, приемник… Все эти термины влетали в одно ухо, и из другого вылетали. Так или иначе, небольшой рассказ о депо с экскурсией произвел впечатление, но абсолютно не повлиял на его приобщение к делу.

– Смею предположить, нужно чувствовать ритм в такой работе? – застенчиво спросил Яков. – Пока я чувствую только то, как разлагаюсь внутри, видя столь тяжелый труд, – это была шутка, но звучала она совсем не весело.

– Как же! Покорячишься тут за десять копеек в день, и уже ни то что ритма и разложения, самого себя перестанешь ощущать, – это уже звучало более комично, поелику произносил это неугомонный Гриша, но одновременно горько.

Услышав это, в глазах Зафара будто сверкнула искра, внутри загорелся огонек. Он почесал щетину, а затем, пробурчав бог знает что, удалился. Гриша лишь махнул рукой, не объясняя причину действий друга.

Стоит отметить, пять копеек равнялись спичечному коробку, четыре – буханке хлеба, а целых двадцать пять – всего лишь сахарный мешок. С такими зарплатами рабочим депо действительно сложно было жить на широкую ногу, но цену деньгам Яша тогда не знал. Если чье существование отличалось от привычного, то ему казалось – человек, отнюдь, делает что-то не так. Так же он решил и о заработной плате. От чего же проблема работать больше и больше получать? Совершенно не мог понять, но был наполнен уверенностью в своих силах. Хотя парень не отличался лидерскими качествами, внутри него, як в большинстве юношей, всегда присутствовало желание соперничества с другими.

Наблюдая за уставшими рабочими, иногда обсуждающими между собой бытовые темы, хотел занять позицию в одной из небольших рабочих территорий под трамваями, понять, что представляет из себя столь сложная механика. Но его задание оказалось гораздо более тоскливым – уход за внешней частью вагона. Гриша показал где набрать воды в ведро, дал холодную тряпку с запахом, а сам, как и Зафар, удалился в другую часть депо. Озноб пробежался по телу Яши. В тот миг снова ощутил себя брошенным. Опуская руки в ледяную воду, безумно боялся за свои кости, ведь не раз слышал байки, как на деревне люди зимой в проруби полоская одежду, после всю оставшуюся жизнь мучались с ноющей болью. Размышляя об этой истории, дыханием стался согреть ладошки. Попросить кого-либо вскипятить самовар не считал возможным, ведь тогда, наверняка, рабочие станут над ним глумиться. Нежный и мягкий Яша тревожился, даже протирая пыльную обшивку, в неприятном ожидании, когда его кто-нибудь упрекнет в плохой работе. Детально, с огромным усердием избавлялся от любых пятен, даже от самых маленьких. По сравнению с фабричными рабочими, труд сей был неумолимо приуменьшен, ведь тот редко занимался подобным. Его деятельность, уход за избой, по обыкновению являлись женской работой, и он прекрасно это понимал. Спустя время кожа на ладонях начала замерзать, а небольшой ручеек, тянущийся по рукаву, все чаще попадал под рубаху. Сменить одежду не на что, а снять – повальная идея. К тому же на улице еще слишком холодно. Непроизвольно, парень зашмыгал носом. Глаза защипало. Вовсе ему не нравилась такая работа. Второпях протирал вагон, а после, нервно кидая тряпку в потасканное ведро, грел руки. Они уже совсем не походили на человеческие конечности, напоминали клешни настоящего краба.