Лея Старцева - Апология

Сзади послышались громкие шаги, эхом раздававшиеся по зданию. Испуганно оглянулся, а после засунул застуженные руки в тяжелые карманы, не хотелось показаться слабым перед новым знакомым. Зафар, чудилось, единственный сиял изнутри среди мрачного окружения. Он был погружен в себя, не обращая внимания на посторонних, махал каким-то листочком. Заинтриговавшись, Яков глядел на него как на иноземца. Казалось, будто парень сегодня вовсе не напрягался в отличие от остальных рабочих. Где-то внутри Яша даже забунтовал, но не дал себе волю то высказать.

– Замерз? – важничанье пропало с лица Зафара, тот заметил как парень трясется, а лицо, прежде имеющее смуглый оттенок, побледнело. Собеседник вновь смутился и опустил взгляд. – Быть может, перерыв? – в быстром темпе несколько раз покачал головой.

Они направились к выходу, а Зафар вновь рыскал в карманах брюк в поисках портсигара. Оба юноши все время оборачивались, глядели по сторонам, всматривались в лица. Яша делал это в привычку совей скованности, от чего же делал это второй – поначалу казалось неведанным. Меча искры, он вел за собой знакомца подальше от депо, ситуация накалялась, но простой мальчик из деревни был слишком доверчив, дабы заподозрить неладное. Его крохотная мечта сбылась, они очутились в самом парке неподалеку. Изнутри аллея выглядела гораздо более волшебной, нежели со стороны. Вокруг ни единой души. Слишком ранний час для прогулок. Компанию составляли лишь кроны деревьев с красно обрисованными кустами, над которыми явно не один час старались садовники. Потрясываясь, Яша чувствовал, будто с минуты на минуту кожа его рук и губ начнет трескаться. На улице не стояла истощающая жара, но морозной погоду с трудом можно было назвать. Тем не менее, почти на сквозь мокрый юноша ощущал каждое дуновение ветра. Достаточно прохладно для «водных процедур».

В тот же миг, абсолютно умиротворенный Зафар поджег сигару, а после безмолвно протянул остальные Якову. Не успев сообразить, парень взял папироску и неуклюже зажал между зуб. Прежде, как и к алкоголю, тот не имел табачных пристрастий, однако посчитал, что курение приобщит его коллективу. Каким образом, вероятно, вы сами понимаете. Каждый знал, как душевно мужчины любят говорить на перекурах, как часто делятся важной информацией вне рабочего пространства. И даже не смышленый в подобных вопросах Яша, ловко сообразил. Только легкие его были не готовы принять горькую отраву.

Зафар настолько сильно был увлечен своим загадочным листочком, что не заметил тяжелый кашель, последовавший за первой тяжкой курящего. Второму казалось все вверх тормашками – будто его нелепое поведение замечает не только приятель, но и каждый человек в квартале. Подобная эгоцентричность ни раз ставила перед юношей множество преград. Переминаясь с ноги на ногу, юный поэт все же набрался сил разрушить тайны своей работы и начал громко, выражая эмоции, расставляя паузы, читать:

Теряя день заднем, теряюсь и в ночи,

И пропуская день за днем, любуюсь прочим.

На что-же нам злостачные цари?

И кто же даст власть нам, рабочим?

Кто пухнет с голоду, кто умирает,

Но будет день, и будет час,

Несправедливость с ног сшибает,

А революционный дух все так же не угас.

Рифма совершенно не походила на то, что прежде приходилось читать Яше, но его вдохновило услышанное. Зафар излагал вкладывая душу, каждое его выражение звучало как крик о помощи, заставляя сердце стучать быстрее. Поразительно, но даже человек далекий от подобных вещей захотел одарить читающего аплодисментами. Ничего особенного не произошло, но парни чувствовали себя несколько приобщено к народным настроениям после прочтения. Однако, такие вещи нельзя громко говорить – увезут в дальние края. Оба знали, сейчас почтенные не находятся в людных местах, но оглядывались в страхе по сторонам. Пусто. Чувство преследования не отпускало. Они ощущали себя особенно двояко: скованно-патриотично, еже протестовать только внутри. Надо полагать, Яков не понимал сути стихотворения, но, как бы то ни было, ему казалось, что он так же причастен к всеобщему несчастью. Не на духовном плане. Нет. Кровью и слезами истязаемых годами народов, к коим тот был так или иначе причастен. От причин всех неурядиц с властью, как и от «революционного духа» был далек.

Изнемогающий в ожидании лестных комплиментов Зафар, наблюдал за реакцией. Ему было приятно такое внимание. Хотя Яша был достаточно скуп на высказывание мнений, собеседник видел вовлеченность и блеск глаз. От чего тот посчитал нового приятеля за приверженца строящейся системы – неизвестно. Быть может от простецкого вида, приправленного совершенно обыкновенной натурой, голосом, присущим только деревенским людям, а быть может почуял в нем «своего» человека. Если углубиться в пределы подсознания Яши, получится понять, что тот не был причастен к движению рабочего класса, как самый простой, недалекий человек.

– Это ты меня вдохновил, – уже более скромно, гораздо более обыкновенно, произнес Зафар. – А я, между прочим, редко вдохновляюсь! – гордо завершил похвалу, а собеседник в свою очередь покраснел. – Только никому не рассказывай, – Полушёпотом добавил.

– Сиречь, сорок пять плетей на каторжных работах? – с прежним румянцем вопрошал Яша.

– Тю! Измывание над телами несколько лет назад отменили. А вот каторгу пока нет.

– Ты считаешь за восьмистишье возможно туда попасть? Жуть.

– Отнюдь. Вот слышал ли историю о дедушке, кой отправился в ссылку за сушеные пирожки и участие в кружке, в коем он даже не высказывался?

– Никогда прежде.

– И славно.

– Выходит, связываться с этим не стоит?

Образовалось некое молчание. Зафар задумался и снова почесал щетину. Его брови нахмурились, а лицо приняло озадаченный вид. Казалось, действительно задался вопросом над тем, как правильно дать ответ.

– Нельзя отказываться от борьбы за правду, – сухо ответил. – Но и подавать ее нужно правильно. Как? Я пока не знаю… Если мы отступим или будем вечно шкериться – изменения никогда не наступят. Мы обязаны взять власть в свои руки. Это неизбежно.

– И что делать? – наивно вопрошал Яша.

– Собраться рабочим и крестьянам воедино, собственно.

– Куда собраться?

– На стачки, устраивать забастовки, тогда другого выхода у буржуев не будет, как поднять нам зарплаты. Но это только в начале пути, – с трудом в голосе Зафара можно было уловить нервные ноты, тот понял, насколько собеседник скуден умом, понял, что желает стать наставником теперь не только по работе. – Вот ты сам, Яшка, к кому себя относишь?

– Крестьяне, вероятно, – он даже вовлекся в разговор, хотя прежде всегда пресекал и низвергал эти темы. Где-то в душе задумался, что предмет обсуждения не так уж далек.