Рина Аньярская - Надежда умирает последней

На этот раз запирать Ленитину в монастыре мать Мадлон не решилась – по её глубокому убеждению, прикосновения бравого гвардейца осквернили девицу, поэтому непременно нужно было отмолить их, прежде чем переступать порог Божьего дома. Поэтому настоятельница ограничилась стенами пансиона.

Воспитанницы, затаив дыхание, слушали, как этажом выше раздавалась характерная возня. Было понятно, что один человек, более грузный, тащит за собой другого, упирающегося. Потом хлопнула дверь, раздался глухой бряк об пол, и противный скрежет в замке подсказал, что комнату заперли, а гулкие шаги аббатисы снова разнеслись по коридору.

Сидящие на кроватях девицы все как одна подняли головы к потолку, прислушиваясь к шуму. Первой подала голос Аделис де Су:

– Опять эта Пресвятая Гаскония мучает нашу Лен.

– Неужели это всё сойдёт ей с рук? – с дрожью в голосе спросила Фантина.

– Ах, Маркиза, – тяжело вздохнула Веточка. – Это беззаконие полностью узаконено епископом Сентонжским… И Гаскония, как орлица, над всеми нами.

– Что делать? – развела руками златокудрая воспитанница. – Мы словно в плену.

– Уж кто в плену, а кто и не очень, – сверкнула глазами Шалунья.

– На что это ты намекаешь? – Фантина повернула к собеседнице своё хорошенькое личико, обвитое распущенными на ночь рыжими кудряшками.

– Да за твои голубые глазки и мешочки с золотом от твоей сестры урсулинка всё тебе позволит!

– Если бы это было так, – вздохнула Маркиза и отвернулась. – Я бы уже давно вымолила свободу для Лен…

– Надави на неё, – спрыгнув с кровати, прошипела Су и приблизилась к подруге. – Надави посильнее, ты же можешь!

– Легко сказать «надави», – пожала плечами Фантина. – От неё никогда не знаешь, чего ожидать.

– Тебе она ничего не сделает! Она твоей сестры, как огня, боится!

– Скорее отсутствия денег от неё, – усмехнулась Маркиза. – А не будет денег, и меня можно будет вышвырнуть, как ненужную вещь. Или тоже отдать в монастырь…

– А ну прекратите! – властно скомандовала Маргарита. – Что вы разгалделись, как сороки? Не на риторике. Действовать надо, а не языками чесать.

Не успела Бофор договорить свою тираду, как всевидящая Шпионка Анна подскочила с кровати и, указывая рукой на окошко, воскликнула:

– Девочки! Глядите-ка! Приехал к нам кто-то! Верхом на коне! Всадник! Мужчина!!!

Младшие воспитанницы мигом прилипли к стёклам носами. Маргарита и Анжелика переглянулись и не спеша, как подобает старшим, приблизились к окошку.

Во двор пансиона въехал мужчина в тёмном костюме, который быстро спешился и привязал гнедого мерина к коновязи. Незнакомец решительно направился к дверям, но больше ничего девицы видеть не могли. Впрочем, появление таинственного всадника стало достаточным поводом, чтобы девицы окончательно притихли, ведь они не могли знать, враг это или друг.

Мать Мадлон и сестра Сабрина пили чай на первом этаже пансиона в комнате смотрительницы, которую уже отправили спать. Разговор касался будущего монастыря святой Маргариты и не мог обойти тему пострига, предстоящего мадемуазель де Сентон.

– Мне кажется, Ленитина не готова ещё духом к этому обряду, – робко заметила Сабрина.

При упоминании протестантского варианта имени воспитанницы аббатиса едва не поперхнулась чаем.

– Какая ещё «Ленитина»? Что за ересь ты несёшь?!

– Простите, матушка, – потупила взор монахиня. – Но не важно, как называть нашу воспитанницу… Важно, что она не готова ещё к принятию монашеского сана.

– Готова или не готова – что за речи? – хмуро повела густыми с проседью бровями настоятельница. – У неё впереди три дня, чтобы смириться с выбором Господа!

Сабрина хотела было возразить, что пострижение – дело добровольное, но в этот миг в двери постучал сторож.

– Матушка аббатиса, к Вам посетитель!

– Кого нелёгкая принесла в такой час? – изумилась монахиня.

– Они просили доложить о себе так: с депешей из Ребона прибыл Габриэль де Гарсон, племянник барона де Бель Эра.

– Какой такой ещё Габриэль? – в раздумьях прошептала аббатиса и проворно поднялась. – Бель Эра? Зови!

Сторож откланялся.

– Родственник нашей Элены-Валентины? – догадалась Сабрина.

– Братец или жених… – ехидно ответила мать Мадлон и направила своё тучное тело к выходу.

Гостя она встретила в приёмном кабинете. Вошёл стройный молодой человек в чёрном плаще, держащий в руке роскошную шляпу с белым пером. Аккуратно подстриженные тёмные усики, ровный нос и красивые скулы выдали в незнакомце представителя аристократического сословия. Он галантно раскланялся и представился именем, которое уже назвал монахиням сторож.

«Недурён, – мысленно отметила мать Мадлон, изучая лицо Ганца фон Баркета, проникшего к ней под фамилией давно почившего кузена своей невесты. – Даже красив. Хороший вкус у девчонки. Не таким я тебя представляла, еретик, но всё же…»

– Здравствуйте, сударь, с чем пожаловали? – спросила аббатиса.

Квадратное лицо настоятельницы приняло надменно-недовольное выражение, которое не скрывало неприязни женщины к гостю. Маленькие колкие глазки монахини внимательно рассматривали юношу, производя на него самое неприятное впечатление.

– Я привёз Вам срочную депешу от барона де Бель Эра, моего дяди, – отчеканил Ганц, с поклоном передавая бумагу аббатисе.

– Присядьте, сын мой, – монотонно ответила монахиня и оторвала край конверта, противно скрипя сухой бумагой меж пухлыми пальцами.

Ганц опустился на краешек стула, предпочитая не спорить с настоятельницей. Пока мать Мадлон пробегала глазами по письму, на лице её отражалось явное неудовольствие, нарастающее с каждой новой строчкой послания.

– Значит, Вы, сударь, кузен моей воспитанницы?

– Габриэль де Гарсон! – подскочив со стула, снова отчеканил юноша и сделал поклон.

– Полно-полно, я всё поняла. Значит, семья Элены-Валентины де Сентон не желает принять её решение постричься в монахини? Вы не хотите, чтобы она стала Христовой невестой?

– Именно так, потому что Ленитина – земная невеста, у неё есть наречённый и отменить помолвку нельзя. Обручение уже состоялось.

– «Земная»… – прошипела мать Мадлон и, сложив листок пополам, медленно его разорвала.

– Месье барон сообщил в своём письме, которое Вы соизволили порвать, – кивая на бумагу в руках монахини, повысил тон Ганц, – что его старший сын болен. Поэтому он желает, чтобы дочь была рядом уже сейчас. Я уполномочен забрать Ленитину из пансиона досрочно.