Екатерина Балабан - Лучезарная нимфа

– Мне очень жаль, государь и бог, портить тебе настроение высказывая свое мнение об этом… милом юноше, но, по-моему, он недостоин твоих милостей.

– Я сам решу, кого удостоить своими милостями, – нахмурился Домициан, – а теперь пойди прочь. Ты невыносим сегодня.

Затем он обернулся к Корнелию и знаком велел подойти еще ближе.

– Раздели со мной завтрак, – улыбнулся он.

Клемент резко обернулся, уставился на цезаря как на помешанного, потом на Корнелия оценивающе и удивлено, но говорить ничего больше не стал. Покачал головой и с достоинством удалился.

– Что же ты медлишь? – осведомился Домициан, не сводя с Корнелия своих больших карих глаз, – Садись рядом. Наверняка не успел перекусить дома.

Есть в обществе Домициана, сидя у него на постели, да еще под заискивающими и завистливыми взглядами не удостоенных столь необыкновенным вниманием сенаторов, юноше совсем не хотелось. Он чувствовал, что его старательно превращают в придворного шута. Пытаются заставить плясать отвратительные танцы. Только как же пойти против императора?

– Я безмерно рад твоему приглашению, мой государь и бог, – ответил он, – Только Аррецин прав, я недостоин вкушать пишу вместе с тобой. Простому смертному надлежит знать свое место. Позволь мне засвидетельствовать мое почтение тебе и удалиться.

– Ты хочешь покинуть так скоро своего государя? – капризно выговорил цезарь, – О нет! Если не хочешь есть, просто побудь со мной. Расскажи о том, как получилось, что ты взошел на колесницу вместо своего возницы? Или о чем-нибудь еще. Мне приятна была бы беседа с тобой. Только все-таки сядь поближе.

Домициан вдруг обернулся к собранию около входа и довольно резко велел всем убираться. Выгнал даже слуг, прислуживающих ему за завтраком. Когда за последним затворилась дверь, он резко отставил в сторону поднос с едой, поднялся, оказавшись на пол головы выше Корнелия.

– Корнелий Виртурбий, – сказал он, приблизившись к нему вплотную, – Я хочу, чтобы ты оказал мне одну услугу.

– Все, что в моих силах, государь…

– Тебе, должно быть жарко в ворохе твоих одежд. Разденься…

– Государь!?. – Корнелий побелел и отшатнулся, – Мне кажется, я плохо расслышал твою просьбу.

– Это приказ. Императоры не привыкли просить, и если тебе кажется, что на просьбу можно ответить отказом, то я приказываю тебе. Тогда на ристалище в одной тунике ты произвел на меня неизгладимое впечатление. Сегодня под этой тогой я не могу тебя разглядеть.

Корнелий попытался еще отступить, но Домициан вдруг схватил его за плечи, пытаясь привлечь к себе. Хрупкость телосложения юноши его обманула также, как и Кастора недавно, а может быть он ожидал покорности от своего подданного. Корнелий же только повел плечами и Домициан мгновенно отлетел прочь, приземлившись на собственной постели.

– Я думаю, что ничем не смогу порадовать моего государя, – выдохнул молодой человек, – Для придворной жизни я слишком груб и неотесан.

Домициан смотрел на него с изумлением и восхищением.

– Ты опять удивил меня, – проговорил он, – Сколько в тебе силы, мой юный друг! Сколько страсти!

Корнелий не успел ничего ответить. В двери спальни громко забарабанили, и в следующий миг в комнату влетел префект претория, а за ним Марк Нерва и один из консулов. Не дожидаясь позволения, префект прерывающимся от волнения голосом рассказал, что только что прибыл гонец от наместника Нижней Германии Авла Буция Лаппия Максима со срочным донесением о восстании. Наместник Верхней Германии – Антоний Сатурнин, опираясь на поддержку XIV Парного легиона и XXI Стремительного легиона, провозгласил себя императором. Восстание поддержали германские племена хаттов.

Домициан заметно побледнел и весь затрясся, то ли от страха, то ли от гнева. О Корнелии он тотчас забыл, пораженный ужасным известием.

– Нужно идти на подмогу Максиму, государь, – произнес Нерва решительно, – Преторианцы готовы и ждут только твоего распоряжения.

Домициан вжался в подушки, с ужасом взирая на разрушителей своего спокойствия.

– Как он посмел! Это невозможно! Нет! Нет! Нет! – сначала шептал, а потом начал кричать он.

– Государь, нужно вызвать для подкрепления легион Ульпия Траяна из Испании, – спокойно и значительно произнес Нерва, – Тебе нужно только отдать распоряжение. Мятеж будет подавлен в самое ближайшее время.

– Сам! Я сам поведу легионы! – Домициан сорвался с места. Его все еще трясло, но ледяное спокойствие сенатора вселяло уверенность.

Префект тут же развернул перед императором готовый для подписи приказ, спальник, подоспел с письменными принадлежностями.

Корнелий поспешил покинуть покои цезаря, возблагодарив богов за этот неожиданный мятеж, так вовремя затеянный Сатурнином. Мятеж избавил его от кучи неприятностей, которыми грозила ему, быть может, его непокорность.

Антония вернулась домой, ожидая, что отец засыплет ее вопросами о причинах столь долгого отсутствия. Но старый Антоний, пробудившийся при ее появлении, сказал только:

– Прости старика. Если бы не моя немощь тебе не пришлось бы столько работать.

Она вспыхнула от стыда. Отец считает ее порядочной девушкой, а она обманула его доверие, провела весь вчерашний день и всю ночь в объятиях мужчины… Замечательного мужчины.

Его объятия и поцелуи еще горели на ее коже. Девушка всхлипнула, отгоняя от себя непрошеные воспоминания, присела к отцу, прижала к своей груди его морщинистую руку.

– Ты что? – спросил он, замечая, каким странным светом горят ее глаза, и как необыкновенно раскраснелись щеки.

– Я люблю тебя, отец, – прошептала она, – У нас все будет хорошо!

Она утешала себя, свое сердце, рвущееся назад к тому, кого она покинула несколько минут назад. Покинула, чтобы не возвращаться.

– Я поправлюсь и что-нибудь придумаю, – сказал ей старик, – Может быть меня опять возьмут в театр. А сейчас поспи, дочка, ты же две ночи подряд на ногах.

– Нет, я не хочу спать, – вздохнула она, – Пойду, пожалуй, пройдусь немного. В эти ранние часы Рим особенный. Наберу воды у фонтана, у нас осталось совсем немного.

Она поднялась, подхватила большой глиняный сосуд из угла возле стола и на прощание улыбнулась отцу.

– У нас все будет хорошо, – повторила она.

Рим пробуждался с первыми лучами солнца. Школьники торопились на занятия, отпирались магазинчики вдоль широких улиц, уличные торговцы раскладывали товар на переносных лотках, кузнецы принимались за работу – звенели тяжелые молоты о наковальни, гудели кузнечные меха. У фонтанов собирались хозяйки, набирая воду, обсуждали домашние дела, мужей и детей, кто-то хвастался обновками.

Антонию обступили со всех сторон, едва она подошла набрать воды. На Велабре они с отцом поселились недавно, но уже успели прославиться своей потрясающей бедностью. Нищий актер и его дочка у кого-то вызывали жалость, у кого-то раздражение. С тех пор как дела их немного поправились, благодаря Антонии, на нее начали поглядывать с интересом. Сегодня утром кто-то пустил слух, что Антония нашла богатого покровителя. Его видели на Велабре дважды и говорили, что он покалечил жениха Антонии, известного на Субуре кузнеца. Такая новость не могла остаться незамеченной среди болтливых кумушек.