Илья Гусаров - Древний свиток кочевников

– Орудия готовьсь! Вторая шеренга, передать ружья первой, снарядить разряженные! По моей команде, первая шеренга, пушки… Огонь!!!

Слоны и кони вставали на дыбы, пытаясь укрыться от сотен несущихся в них жал. Лишившись наездников вся эта израненная, разъяренная животная масса сделалась совершенно неуправляемой.

– Полковник Клайв! Пороха и зарядов осталось на два залпа! Положение критическое! – кричал лейтенант Гаррисон, вытирая рукавом закопченное лицо. В глазах офицера, впервые попавшего в серьезную переделку, метался страх.

– Отставить панику! Огонь!!!

Спасаясь от неминуемой смерти, огромные животные развернулись и бросились назад, превратившись в грозные орудия убийства для своих же воинов. Лишившись управления, вслед за слонами повернула назад и конница, сбивая и давя копытами пехотинцев, до этого наименее пострадавших от огня англичан. Ужас охватил вражеское войско. В считанные секунды огромная армия превратилась в жалкую, неуправляемую толпу.

Сирадж уд-Даула попытался поднять в бой свой единственный резерв – гвардию, возглавляемую Мир Джафаром и состоящую исключительно из раджпутов. Но эти бесстрашные воины, вместо того, чтобы броситься в бой и продемонстрировать бесстрашие тигров, неожиданно повернули свои копья вспять. Наваб не успел опомниться, как оказался в плену у изменников.

Это и был тот самый козырь, на который так рассчитывал перед боем командующий английским отрядом.

– По отступающему противнику! Дружно! Огонь!!!

В командах полковника звучал уже гимн победы.

– Капитан Адамс! Приступить к преследованию! Достаньте мне этого поганца наваба, ребята! Уильям, коня!

Приняв поводья от денщика, командир медленно двинулся вслед наступающим шеренгам. Породистый арабский жеребец брезгливо переступал через трупы туземных воинов и недовольно передернул ушами, когда мимо с дикими криками пробежала толпа сипаев, до этого прятавшихся на безопасном удалении. Теперь они почуяли огромную добычу. Эти дети природы безжалостно добивали раненных и, ковыряясь в грязи, до нитки обирали тела своих поверженных соплеменников.

Кинжал одного из них вознесся прямо перед мордой полковничьего коня, готовый пронзить очередную жертву.

– Отставить!

Сипай вскинул на полковника полный ненависти взгляд, но ослушаться не поспел – бросился к другому поверженному врагу.

Что-то в лежащем на спине полуголом человеке показалось Роберту Клайву необычным. Он был грязен, чудовищно космат, высок, мускулист и страшно истощен. Многочисленные шрамы на теле свидетельствовали о чудовищных пытках, которые еще недавно пришлось пережить этому бедняге. Но при всем этом, сквозь свалявшиеся патлы проглядывали тонкие черты благородного человека. Белого человека.

– Уильям, посмотрите, жив ли этот бедняга.

Денщик нагнулся к распростертому в грязи телу.

– Да, сэр. Но, боюсь, это ненадолго.

– Тем не менее, Уильям, доставьте его врачу, пусть сделает все возможное. Все одно у него нынче не будет много работы.

*****

Утро полковник Роберт Клайв встретил в глубокой задумчивости. Эйфория от победы прошла. Теперь ему предстояло решить весьма и весьма непростую задачу. Дело в том, что сразу после взятия Чандернагора к нему на прием напросился некий Биджай – уважаемый в городе торговец тканями. Этот самый Биджай рассказал, что у него давние деловые связи с командиром навабской гвардии Мир Джафаром еще со времен бытности того главным казначеем бенгальской армии. Мир Джафар, со слов Биджая, всей душой ненавидел наваба Сирадж уд-Даула и за определенные преференции готов был оказать англичанам поддержку в его низвержении. Полковник решил рискнуть. Чем черт не шутит. Он отправил Биджая в лагерь противника с секретным заданием.

За несколько дней до сражения торговец тканями вернулся и изложил предложения Мир Джафара. В разгар боя гвардеец обязался перейти на сторону англичан и убить ненавистного наваба. За свои услуги он желал получить поддержку Ост-Индийской кампании в возведении его на престол Бенгалии. Со своей стороны, в случае прихода к власти, Мир Джафар гарантировал кампании право взимания подоходной подати и суда на значительной части провинции, а лично полковнику Клайву один миллион императорских рупий. Условия были более чем заманчивыми, полномочия от совета директоров компании у полковника имелись широчайшие. Биджай помчался в бенгальскую армию с гарантиями для изменника.

Сначала все складывалось более чем удачно, но как это часто бывает, грандиозный план начал рассыпаться из-за мелочей, которые невозможно предвидеть. Мир Джафар не подвел. В самый ответственный момент сражения его гвардейцы, давно уж недовольные скупостью наваба, отказались атаковать противника и пленили Сирадж уд-Даула. Мир Джафар тут же приказал им убить его, но раджпуты, беспощадные в бою, наотрез отказались лишать жизни беззащитного пленника и помимо воли своего командира приволокли его прямо в лагерь Роберта Клайва.

Это была неприятность. Да что там неприятность – самая настоящая проблема. Самовольно казнить жестокого правителя Бенгалии полковник не мог. Он даже усмехнулся, представив, какой бы вышел резонанс! К тому же столь резкий поступок мог не понравиться правительству Георга II и директорату Ост-Индийской компании, которым совершенно не с руки сейчас ссориться с Великим Моголом Аламгиром II, хоть и не имеющим фактической власти в Бенгалии, но номинально остававшимся её сюзереном. Определенно, при таком раскладе, этот никчемный император, под контролем которого остались лишь Дели и окрестности, переметнется на сторону французов.

Оставлять же Сирадж уд-Даула в живых никак нельзя. В любом случае, даже находясь в плену, он будет занозой в заднице британской администрации, а главное – прощай обещанный Мир Джафаром миллион. Вот такая дилемма!

За этими тяжелыми размышлениями застал полковника денщик Уильямс, прибывший с донесением от отрядного костоправа.

– Сэр, доктор велел доложить. Тот бедняга, которого вы приказали доставить к нему, пришел в себя…

– И что же?

– Перед тем как вновь впасть в беспамятство, он успел лишь произнести свое имя – Александр Берти.

– Как?!!

– Александр Берти, сэр.

*****

Годом ранее. Из секретной личной переписки министра иностранных дел и военного министра Уильяма Пита и члена Калькуттского совета Ост-Индийской компании Уоррена Гастингса.

«Уважаемый Уоррен. Это мое письмо является сугубо частным посланием и ни в коей мере не должно расцениваться Вами как какое-то прямое указание со стороны кабинета министров. Более того, мне очень бы не хотелось, чтобы оно сохранилось в деловых архивах компании, т.к. изложенная просьба имеет весьма деликатный характер.