Зинаида Шишова - Путешествие в страну Офир

Это же обвинение мог и Франческо предъявить сеньорите, но он молчал.

– А не кажется ли вам, сеньор Франческо Руппи, что я только что предложила вам свою руку и сердце?

– Нет, не кажется, – выговорил Франческо с трудом. – Простите меня, сеньорита, но я не всегда могу попасть вам в тон, как сделали бы люди, лучше воспитанные, чем я…

– Для меня вы достаточно хорошо воспитаны. Но мучить больше я вас не стану. Спокойной вам ночи!

– И вам, – отозвался Франческо. Больше он не мог выдавить из себя ни одного слова.

– И прошу вас, – сказала сеньорита, – немедленно ложитесь и постарайтесь заснуть. Я-то засну, как только дойду до постели. Я сегодня очень устала!.. Нет, не беспокойтесь, не из-за вас и не из-за Хуанито… Просто мы сегодня с сеньором Гарсиа и дядей просидели за разговорами много часов… Ну, попрощаемся?

На прощанье они никогда не подавали друг другу руки, поэтому Франческо только отвесил девушке низкий поклон.

– Мужчины без шляпы так никогда не кланяются, я давно собиралась вам это сказать, – заметила сеньорита смеясь. – Вы должны были хотя бы приложить руку к сердцу…

Франческо снова поклонился, приложив руку к сердцу. Сеньорита, улыбнувшись, сказала:

– Ну, еще раз – спокойной ночи!

– И вам, сеньорита, спокойной ночи! – как эхо, отозвался Франческо, кланяясь и приложив руку к сердцу.

Сообщив Франческо, что разговор с дядей и сеньором эскривано ее очень утомил, сеньорита сказала чистейшую правду. Однако она сказала не всю правду.

Закончив свой прерываемый рыданиями рассказ обо всем, что произошло в большой каюте, Хуанито, зарывшись лицом в подол платья девушки, пробормотал с отчаянием:

– Теперь Франческо будет меня ненавидеть! Вы бы посмотрели на его лицо!

– А вот это будет тебе наука: нельзя врать так бессовестно! – Но тут же, обхватив мальчишку за плечи, сеньорита добавила: – Пройдет время, все уляжется, и сеньор Руппи в конце концов простит тебя так же, как прощаю тебя сейчас я… Но гнев его, вызванный твоей болтовней, мне вполне понятен. Кроме того, что ты уж слишком много насочинял, надо тебе знать, что сеньор Франческо принадлежит к числу людей, не терпящих, когда их личностью занимаются совершенно посторонние им люди… Ну, пришла тебе охота врать – врал бы обо мне и еще там о ком-нибудь… Но зачем ты приплел сюда и сеньора Руппи?!

Потом, дав Хуанито успокоиться, напоив его горячей водой с вином и уложив на койке капитана, она тронула дядю за локоть и спросила, улыбаясь:

– Ну, как тебе понравился этот мальчуган в роли свахи, а особенно папа Александр Шестой, который, кстати, уже давно покоится в земле, но который, поцеловав меня в голову, благословил наш брак с сеньором Руппи?

– Тебе не было и шестнадцати лет, когда ты заявила, что выходишь замуж за этого исландца, – ответил капитан, – забыл уже его имя. И даже тогда, как ты помнишь, я ответил: «Решай сама, это твое дело». Ты ведь и в ту пору была уже девушка неглупая и знакомая со многими науками… Какую-то толику знаний и я вложил в твою голову… Правда, как дядя твой и опекун, я обязан был следить и за твоим поведением и за тем, как ты растрачиваешь оставленные твоими родителями деньги… Должен сознаться, и опекуном и казначеем я был недостаточно строгим… Но ведь начни я тогда тебя отговаривать, ты немедленно отправилась бы венчаться со своим исландцем. Конечно, это избавило бы меня от многих хлопот и переживаний, но какие-то родственные чувства у меня к тебе все-таки были… Сеньор Гарсиа, если не ошибаюсь, присутствовал при том нашем разговоре!

Эскривано молча кивнул головой.

– Но во что превратилась бы жизнь этого молодого, красивого и отважного исландца после того, как вы были бы связаны брачными узами, я даже не могу себе представить! Ему повезло… Ему дьявольски повезло, когда обстоятельства вынудили его уехать по отцовским делам…

Сеньорита пожала плечами.

– Правда, вы давали друг другу клятвы в верности и любви до гроба… Надеюсь, что сейчас он с улыбкой вспоминает об этой поре своей юности… А что касается тебя, то я отнюдь не уверен, что ты помнишь хотя бы его лицо…

– Помню, – сказала сеньорита, – но разреши мне сделать такое же замечание, какие я часто слыхала от тебя, отвечая уроки: «Сеньор капитан, вы уклоняетесь от ответа на заданный вам вопрос!» Я спросила тебя только о том, как понравился тебе рассказ о покойном папе Александре Шестом и вообще все эти выдумки мальчишки.

– Если бы все это происходило на деле и, как следует понимать, еще при жизни папы Александра Борджиа, за которым еще в бытность его испанским кардиналом под именем Родриго Борхиа водились всякие грешки, боюсь, что он, расчувствовавшись при виде хорошенькой прихожанки… гм, гм… одним поцелуем в голову не ограничился бы. И тебе нелегко было бы выбраться из Рима. А так как туда сопровождал бы тебя я, то и я, безусловно, из Рима не выбрался бы… И, скорее всего, попал бы в один из каменных мешков, заготовляемых его святейшеством для своих ближних… Но это пустяки… А я хочу поговорить с тобой серьезно. Тот молодой исландец, не скрою, был мне приятен. И относился он ко мне с поистине сыновней почтительностью… Вот и все, что я могу о нем сказать. А что касается сеньора Руппи, то это человек… ну как бы тебе пояснить… Я имею в виду не его обширные, пускай и немного путаные познания из различных областей. Настолько обширные, что они и меня ставят иной раз в тупик… Однако с такого рода людьми мне уже приходилось встречаться… О скромности его, о прямоте и честности пускай повествует сеньор Гарсиа, я менее склонен к восторгам. Так вот, дорогая племянница, будет очень прискорбно, если из-за твоих капризов Франческо Руппи здесь, на нашей «Геновеве», потеряет из-за тебя покой, как тот мальчишка-исландец!

Сеньорита несколько раз во время длинной речи капитана недоуменно пожимала плечами, но все же слушала дядю молча и почтительно.

Когда он закончил, она нагнулась и поцеловала его руку.

– А вы что скажете на все это, дорогой сеньор Гарсиа? – повернулась она к эскривано.

Тот несколько раз тяжело вздохнул и с усилием, точно не веря в необходимость своего высказывания, начал тихо и смущенно:

– Вы знаете, конечно, что мне уже пошел восьмой десяток… Я упоминаю об этом для того, чтобы сообщить вам, что все же я до сих пор помню и свою молодость и свою любовь… Да… Должен сказать, что любовь всегда приносит много и радостей и горестей… Но любви все прощается… Вернее – все должно прощаться!

– Матерь божья! – всплеснула руками сеньорита. – Да вы как будто сговорились с сеньором капитаном! А я ведь совсем о другом… Ни о себе, ни об исландце, ни о сеньоре Руппи, ни, уж конечно, о любовных переживаниях я не собиралась толковать! Просто нам необходимо посоветоваться, каким образом раз и навсегда отучить Хуанито от вранья.