Игорь Сотников - Номенклатор. Книга первая

Мангон же, только сейчас поняв, сколько ему будет стоить такое понимание этого ловкого на его обман покупателя, и что в итоге суммировано значила формула расчёта «ни мне, ни тебе» – 1000 денариев от первоначальной цены минус грабительская для него половина, изменился в лице в сторону жестокого недовольства, с намерением расторгнуть такую для себя грабительскую сделку – он начал вырывать свою руку из крепкого рукопожатия Публия.

Но Публий, явно ожидая от мангона такого наиглупейшего поведения, ещё крепче за него взялся, и не только одними руками, а он принципиально так на него посмотрел и сквозь зубы процедил в его сторону предупреждение. – Прежде чем поступиться своим, данным во всеуслышание словом, пораскинь мозгами и посчитай в итоге, что тебе, человеку без гражданских прав по большому счёту и чьи моральные устои ставятся по большое опять же сомнение, всё это будет стоить, если ты захочешь со мной, римским гражданином, тягаться в суде.

И этого оказалось достаточно, что мангон отступился от своих претензий, посчитав самым для себя благоразумным, получить то, что ему дают сейчас, а не завтра. И он быстро перехватил ему адресуемое Кезоном, и скрылся в глубине прохода этой постройки с помостом для торгов.

– Мой прежний хозяин хоть и жмот из жмотов, но в тоже время он расточителен без меры. – Глядя вслед уходящему мангону, проговорил Этоʹт, вызвав в результате вопросы на лицах Публия и Кезона.

– Это я насчёт себя говорю. Продешевил он в этом деле безусловно. – Усмехнувшись, сказал Этоʹт. Что на этот раз вызывает смех у Публия и Кезона. Где Публий делает вполне вписывающее в концепцию заявления Этоʹта утверждение. – А ведь ты мне и в самом деле дорого обойдёшься.

– Это говорит лишь о том, что ты не беден и можешь позволить себе такие траты. – Заметил Этоʹт. И Публий не мог с ним не согласиться.

И на этом моменте зрительский интерес людей-зевак и не только, собравшихся тут и вокруг этого торгового места, где и возникли все эти перипетии торгов со спорными сюжетами вокруг них, а сейчас они затихли, и торговая жизнь начала следовать своим самым обычным, отмеренным чередом, сместился в сторону собственных заинтересованностей и проблем. Так Аверьяну Сентилию через щипок за заднее место было крепко напомнено Апетитией о его обещании. На что Аверьян ведёт себя неожиданно для Апетитии бесцеремонно и грубо, огрызнувшись в ответ: «Чего пристала, помню я».

И от такого, не имеющего объяснения ответа Аверьяна, Апетития в глазах темнеет и теряет дар речи и выразительности в лице, с которым она смотрит в спину Аверьяна, с хлопающими и наливающимися слезами глазами и начинает готовиться к эмоциональному взрыву, если Аверьян себе ещё только позволит третировать её и её желания на публике.

А Аверьян между тем, не из природной грубости и жестокости к матронам так осадил в себя Апетитию, чего, впрочем, она заслуживала по глубокому разумению Аверьяна, если он соберётся хорошо над этим вопросом подумать, а Аверьян был сейчас крайне занят. Его внимание привлёк последний выводимый на осмотр невольник, а именно критянин Критос. Насчёт которого у него возникли удивительные и закатившие его прямо-таки в безудержный смех мысли, правда пока что только про себя.

А если учитывать то, что Аверьян имел большую склонность едкой остротой разбавлять свою и жизнь окружающих его людей и плюс в нём наличествовало специфическое чувство юмора (о таких как он остроумных людях писалось одним величайшим умом, Сенекой: «Я не могу жалеть об этих людях, которые скорее готовы потерять голову, чем потерять удачную остроту»), то можно только догадываться, какую ловкую хитрость он задумал провернуть, воспользовавшись Критосом с острова Крита, о жителях которого сложился в умах людей такой обесценивающий и задевающий их достоинство штамп. Мол, все критяне лжецы.

И что удивительно, то этот слух, вылившийся в итоге в такое крепкое умственное людское убеждение или заблуждение, рождён был, кто бы мог подумать, философским умом большого учёного Эпименида, для которого слухи и молва хоть и были не проверенные практикой надуманности, которые не стоит принимать и в расчёт, – ну раз его обманул критянин, то зачем всех под одну гребёнку грести, даже если у тебя была обманным путём украдена гребёнка, – но как бы то ни было, он взял и придумал тот самый злосчастный парадокс: «Все критяне лжецы», поддерживающий на слуху это утверждение.

И вот Аверьян, любя больше всего на свете подшучивать над людьми ему близко знакомыми и особенно над теми, для кого чувство юмора совершенно неизвестная субстанция, – а кто в этих серьёзных людях ходил, то первое лицо кое приходит сейчас на ум, то это Апетития, постоянно замеченная за серьёзным отношением к себе и лицом, где она прежде чем начать серьёзный разговор с Аверьяном, всегда его строго предупреждает: «Я жду от тебя серьёзных решений, а надо мной подшучивать не смейте», – раз так серьёзно в лице сейчас подступился к этому Критосу, то у него в голове определённо сообразились интересные мысли по поводу использования Критоса в своих никому пока что не озвучиваемых целях.

А между тем, рядом с Критосом остановился не один только Аверьян со вздрагивающей в своём душевном беспокойстве Апетитией, а не успели они к нему подойти и обратиться с расспросами, как вдруг тут же объявился мангон с тошнотворной на всё лицо улыбкой и готовностью во всём быть полезным Аверьяну.

А Аверьян сам любит влиять на свой собственный ум и принимаемые им решения, и ему не нужны вот такие, как мангон посредники, и он и сам может на прямую обратиться к Критосу. Правда он не учёл настырность мангона, кто под руку ему уже начинает говорить. – Ты не смотри, что Критос с виду не столь выдающе и слегка затёрто жизнью выглядит. Он обладает неимоверной крепостью духа, и смельчак каких редко встретишь. Он, не убоявшись… – На этом месте мангон сбивается с прежней мысли, вдруг поняв, что та история, которую он хотел рассказать в качестве примера большой храбрости Критоса, не слишком будет к месту, когда она характеризует Критоса человеком не большой храбрости, а бестолковости и упёртости.

А Аверьян со своей стороны не стал дожидаться, когда мангон там про себя надумает, что ему соврать, чтобы он посчитал, что приобретение Критоса не такая уж и глупость, коей она видится буквально и невооружённым взглядом, а рассуждающе проговорил себе в нос: «Ну посмотрим, насколько ты смел», и обратился к Критосу с вопросом. – Скажи критянин, что ты перед собой видишь. – И пока Критос соображает, к чему, а точнее к кому относится этот вопрос Аверьяна, Аверьян отходит в сторону от него и перед ним оказывается лицом к лицу Апетития.