Игорь Сотников - Номенклатор. Книга первая

Так что внешняя изменчивость не есть истинное мерило вечности того же Вечного города, а это есть своя необходимость подчёркивать собой изменчивость мира, чья жизнь заключается в движении, чьей главной характеристикой является изменения. И человек, живущий по непреложному для себя правилу – жизнь, это движение, видя вокруг все эти изменения, понимает, что он действительно не стоит на месте, а куда-то движется, и успокаивается пониманием того, что он не прозябает, а хоть как-то, а живёт.

А вечность в лице Вечного города при этом так и остаётся всецело самой собой, продолжая наполняться новыми истинами. Где одна из истин, со временем впитавшаяся в фундамент Города: «Человек во все времена один и тот же», может принести нимало бед собой, услышь её неокрепший сознанием ум жителя города. Где он на этом не остановится, и, пожалуй, разовьёт на её основе дикую мысль о том, что и человек в некотором роде вечен, если следовать логике. А уже после этого этот большого ума человек разовьёт в себе большое самомнение, которое его в итоге и сгубит на том костре, на котором скоро будут проверяться на силу духа и воли вот такие как он люди, возомнившие о своём таком долгожительстве, что оно будет сравни вечности.

Ну а пока что этот вопрос бесспорно спорный, ответ на который так просто не получишь, то приходиться в своём разумении отталкиваться от всего того, что есть и на тебя смотрит через пространственно-временную дымку, которая всегда встаёт на пути и сопровождает собой неразумные взгляды и мысли людей на своё и чужое вперёд. Где единственное, что точно известно, так это то, что как бы мир не менялся вокруг, а люди не так уж и сильно, раз на этом настаивает одна из заложенных в Вечный город истин, то, как стоял на своём месте Вечный город, так там он и будет тебя встречать.

И пока память о величии Рима нестирамо живёт в умах граждан империи, Град на холме будет незыблемо стоять на своём месте. Но как только эта память покинет разум человека, то вслед за этим падёт и сам Град на холме. Но пока в человеке разум живёт, и Город, как стоял, так и стоит, встречал и встречает путника с высоты своего величия.

Что так и есть и сейчас, как только так вышло, что Публию удалось вначале одним глазком заглянуть за пределы своих представлений этого мира будущего, затем посмотреть за дремучесть своего разума и как результат – этот мир будущего ему представился лежащим у его ног. Где он с первого, глубокого глотка воздуха всем собой, от самого начала, до самого края наполнил и погрузил одновременно себя в себя, зашатавшегося от такого необычного состояния своей такой наполненности под завязку, что в нём от себя не осталось и мысли – всё это было выдохнуто в нём подчистую. И теперь он представлял собой самое чистое сознание, которое без лишней предвзятости и комментариев со стороны своих жизненных накоплений, мог лицезреть и впитывать представшее перед ним будущее и представляющий его мир.

А этот встречающий его мир вокруг, у Публия есть такое чувство, что он всё такой же и нисколько не изменился с тех времён, когда он его знал. Всё пространство от края до края всего мира вокруг незыблемо занимает империя Рима, за величием которого больше дальше ничего не видно и можно сказать, что дальше за ним больше ничего и никакой достойной называться жизнью нет. Те пространства хаотичности заселены в основном демонами вперемежку с варварами. А если и бывает, что там наблюдается разумная жизнь, само собой, в зачаточном положении, то разве это жизнь вдали от империи. Конечно, нет. И пока на них взор не обратил Рим и не принёс им свой мир, так сказать, не выполнил свою цивилизаторскую миссию, им приходится существовать в своём неразумном бытие.

Сама же империя со всех сторон не ограничена ничем в своём стремлении расширяться до своей конечной цели – до конца мира. На страже всех завоеваний империи стоят самые выдающиеся умы граждан империи, под началом которых находится многочисленная военная сила, кто и проводит в жизнь все замышления этих стратегически мыслящих умов. Кои ничто в целом мире не подвигнет иначе чем они думают думать.

Ну а в центре этого и всего известного мира стоит он, Вечный город, блестящий град на холме, всё так же стоящий на своём непоколебимом величии изначально, подпирающий собой небесный свод и свод земных и человеческих законов, регулирующих собой земное мироустройство, и всё это опирается на фундамент вечных истин, кои в свою очередь определяют умственное устройство человека. А уж затем он стоит на том месте куда поставлен – в самый центр земли и мироздания, через который проходит ось земли. Где к нему всё так же и по прежнему ведут все какие есть дороги и его не обойдёшь стороной не только проезжим и мысленным ходом, но об этом и мысли не возникнет, чтобы даже не его, а себя обойти стороной.

Для того же чтобы войти в этот Город, нужно не просто преодолеть встречающую путника на входе в Город знаковую, очистительную арку, а нужно быть готовым к другому роду преодолевания – своему полному изменению. А почему этого нужно ожидать, то тут всё дело в отсылах к мифологическому и легендарному прошлому Города. Где бог Марс занимал особенное место в жизни римлян. Марс был не столько богом войны как таковым, сколько богом мужской и мужественной силы. В пределах земельного участка он обеспечивал его плодоносящее цветение, в пределах города – его изобилие, многолюдство и мощь; лишь на границе, их окружавшей, он становился защитником им же созданного изобилия и лишь за этими границами – грозным и жестоким мстителем, карающим и уничтожающим каждого, кто на них покусился.

Эти границы, померии, получили для себя сакральное значение. И оттого древнейшие храмы Марсу возводились у границы померия, во вне её – на Марсовом поле и за Капенскими воротами, у северного и у южного входа в город.

Так отправляясь в поход, римляне пересекали границу Рима, и это знаменовало их превращение из законопослушных и благочестивых граждан, какими они предполагались в пределах померия, границ своего мира, в исполненных злобы грабителей, насильников и убийц.

И разница между человеком внутри померия и вне его заключалась в том, что, возвращаясь из похода, он должен был каждый раз как бы снова войти в оболочку нормального мирного гражданина, а для этого нужно было очиститься от бешеного неистовства, владевшего им на войне. Возвращаясь из похода, воины проходили под Sororium Tigillum – поддержанной двумя опорами балкой, возле которой находился алтарь Януса, бога превращения и перехода (он был «отцом» бога Термина, бога рубежей), и под которой некогда должен был пройти последний из Горациев, дабы очиститься после убийства сестры.