Юрий Тимофеев - Не ходи служить в пехоту! Книга 4. Штурмовой отряд пехоты. 20-летию начала Второй Чеченской войны посвящается!

У меня план созрел мгновенно. Урны были совершенно одинаковые, и только на одной из них была наклеена ленточка красной изоленты, которая должна была быть сдана в избирательную комиссию, в этой урне все бюллетени за коммунистов. Эту урну поставили в комнату отдыха дежурного по полку. Дежурным по полку стоял один из командиров рот из моего батальона. А психологу помогал один из дневальных по штабу полка, тоже из моего батальона.

После того как выездное голосование закончится, необходимо было урны подменить, и психологу проконтролировать сжигание честной урны на мусорке полка. После чего отвезти нужную, коммунистическую, урну в избирательную комиссию.

Я быстро предупредил своего командира роты и дневального по штабу, чего я хочу, и приказал строго-настрого молчать.

Уже к одиннадцати часам утра все было кончено. Подполковник уехал в свою избирательную комиссию.

Я был очень доволен, что не просто не дал забрать голоса у Ельцина, но еще не дал возможность коммунистам всех опять обмануть, чем они, эти проныры, обычно и промышляли. Еще больше меня успокаивало то, что я как раз был на стороне закона. А эти махинаторы – ворьё.

Тем не менее, все оказалось не так просто. Уже утром на построении командиров батальонов, дивизионов, отдельных рот командир полка приказал отправить к нему в кабинет командира роты и того самого дневального по штабу.

Я забеспокоился. Впрочем, оба моих подчиненных ушли «в полное отрицание» окончательно и бесповоротно. А подполковник с утра начал получать нагоняй за всё что только можно. Мне было не то что не жаль этого незадачливого психолога, но я был даже рад, что он наказан за свою «хитрожопость». К тому же я очень не любил этого подполковника, догадывался, что, когда были политорганы и у него была большая власть, он был конченным мерзавцем и испортил жизнь многим достойным офицерам. Человек был очень непорядочный. Поэтому поделом. Тем более мои личные убеждения говорили о том, что воровать голоса народа – это низость, в чью бы сторону это не происходило. Это как обожрать солдата. Никогда!

Позднее я узнал, что мой командир полка уже принял решение увольняться, ждал приказа и должен был возглавить местное отделение КПРФ. Все, кто знал его давно, еще со времен СССР, никогда бы не подумал, что он опять «заделается» коммунистом. Все мы знали, что он является жесточайшим ненавистником замполитов и терпеть не мог коммунистов, хоть, естественно, и состоял в свое время в КПСС. Просто человеку предложили достойное место в этой партии и мандат городского депутата. Хорошее трудоустройство на «гражданке», ничего не скажешь. Ничего у коммунистов не меняется! Всё у них как обычно.

Наконец наступила пора поступать в академию. Я прекрасно знал, что из себя представляет этот неприятный процесс, и был полностью к нему готов. Все прошло очень удачно. Я поступил. Видимо, замкомандующего армией меня не обманул, действительно, чувствовалась какая-то посторонняя помощь. Я не надеялся на него совершенно, но не забыл его слова. Выходит, я кому-то нужен, есть до меня дело.

Хотя к этому времени я совершенно не верил словам генералов. Для генерала советской эпохи пообещать и не сделать было нормой. Как правило, это были совершенно бессовестные люди, которым надо было решить вопрос здесь и сейчас, а что потом – их не интересовало. Поэтому генералы разбрасывали обещания направо и налево и даже не думали их выполнять.

Вернулся в полк. Пока меня не было, пришел новый комбат.

Наконец, пришел вызов из академии. Я его ждал каждый день, с большим нетерпением. Был полностью готов немедленно убыть. Собрался очень быстро. Все оружие я перевез заранее на дачу к родителям Аллы, предварительно обговорив все это с ее отцом.

Отец Аллы очень обрадовался, что у нас есть оружие, и предложил мне очень хорошие условия для его хранения.

Теперь мне предстояло три года быть в положении слушателя военной академии и отвечать только за себя. Вот это удача! Это неописуемый кайф.

Город Москва. Сентябрь 1996-го года.

Общевойсковая академия Вооруженных Сил Российской Федерации. Самая настоящая кузница наших армейских генералов. Мечта каждого общевойскового командира, прямая дорога к должности командира мотострелкового (танкового, парашютно-десантного) полка, а там один шаг до академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации. До октябрьского переворота 1917 года именовалась Николаевской академией Генерального штаба, и не было во всей Российской империи более достойного военного учебного заведения.

Приятное ощущение перед получением новых знаний, даже трепет. Я соскучился по учебе, мне казалось, что в войсках я вообще отупел и разучился учиться. Действительно, бывало, что читаешь какой-нибудь приказ министра обороны, утвердивший какое-нибудь объемное наставление или руководство, и с первого раза даже не понимаешь, что там написано. А учитывая то, что в войсках совсем не было литературы о новом в военном деле, возникло полное ощущение отсталости, ведь все мы хорошо понимали, что военная наука все эти годы, пока мы были в войсках, не стояла на месте и поднималась на все более высокий технический и технологический уровень. И то, что наши генералы ничего об этом не знают, не означает, что офицеры передовых армий мира всем этим новым не овладевают.

Мои сокурсники приехали из разных уголков страны, очень разные люди с разным опытом. Среди слушателей были Герои России и награжденных было много, у некоторых наград побольше моего.

Первое впечатление. Отношение к слушателям в академии просто скотское.

Денежное довольствие не выплачивается, жилье семейным офицерам не дали. Дошло до того, что некоторые из моих сокурсников не каждый день кушали. Поэтому офицеры быстро начали искать подработку. Так, уже в конце октября все мои сокурсники работали в охране, в основном в «Лужниках», некоторые занимались частным извозом. Исправно отчисляя часть заработанных денег в качестве мзды командованию. Этот платеж среди офицеров, приехавших с востока страны, получил название «хабар», намекая на азиатское, восточное происхождение этого очень позорного явления и тем самым показывая пренебрежение к этому явлению. Я этим словом не пользовался, оно меня раздражало во всех смыслах. Первое время я даже подумал, что эта академия способна только искалечить. Опять же, совсем не так я представлял учебу в академии. Получается, что я, молодой еще офицер, жил какими-то представлениями середины семидесятых годов, то есть впечатлениями сослуживцев отца, и не удосужился порасспросить как следует выпускников последних лет, хотя такая возможность у меня, конечно, была.