Роман Баранов - Сын моря, сын огня

Впрочем, пока в манерах образцового представителя старой знати читались тревога и раздражение. С Неро он был учтив, но немногословен, с наместником – холоден. Луция и вовсе игнорировал. Когда молодой Сципион спросил, далеко ли до форта Ветера, при этом опрометчиво встав слишком близко и обдав трибуна тонким ароматом вчерашнего веселья, тот слегка сморщил переносицу, а затем отвлёкся и оставил вопрос без ответа.

Лишь после ужина, когда магистраты и высшие офицеры пили вино в тихом саду наместника, Констанций внезапно удостоил Неро вниманием.

– Далеко Вы забрались.

– Я смотрю на это философски, – улыбнулся Неро. – Что далеко от Рима, то близко к Колонии Агриппины. В конце концов, понятие Верхней и Нижней Германии тоже зависит от стороны смотрящего.

Взгляд Констанция остался жёстким.

– Мы почтены визитом магистрата столь высокого ранга. И откровенно удивлены.

Ещё бы вы были не удивлены. Магистрат Палес действительно мог прибыть сюда только с особой целью. Но знать об этом трибуну Квинту пока рано.

– Понимаю Ваше волнение, трибун, – благосклонно ответил Неро, – Светлейший Император хочет знать о состоянии дел на германской границе. И я рад начать путешествие с гостин у господина наместника. Всех ему благ.

Выпили за наместника Овикула, затем за императора Александра Севера. Потянулась отвлечённая беседа, но Констанций не думал слезать с секретаря.

– Отчего же у Светлейшего Императора появилось дело до нашей далёкой провинции? В последний раз он вспоминал о нас два года назад, когда забрал легион Ульпия. На этом его внимание исчерпалось.

Кто-то из магистратов поднял вверх крючковатый палец.

– Полагаю, легион Ульпия сейчас нужнее в Персии. Нам стоит уважать помыслы Александра…

– Или помыслы его окружения, – заметил наместник. – Император гораздо больше расположен к Сенату, чем его предшественники. В особенности дед, Септимий Север.

– Вы считаете – это плохо?

Наместник вскинул пухлые руки.

– Для моей скромной персоны слишком дерзко судить Светлейшего. Я лишь скажу, что молодой Александр намного мягче других Северов. И если при них Сенат растерял влияние, то теперь стремится его вернуть.

– У Сената слишком развязаны руки и языки, – проворчал хриплый старик-офицер, – будь жив великий Септимий Север – он бы указал им место.

От старика отмахнулись.

– Не хватало нам воскрешать этого тирана. Выстроил вертикаль власти с опорой на солдат, которую после его смерти никто не может удержать. Хорошее наследство оставил Александру.

Неро молча изучал фонтанчик в тёмной глубине сада. Вокруг водных брызг плясали маленькие сатиры. К секретарю обратился пожилой магистрат, закутанный в шерстяной плащ:

– Господин Юлий, правда ли, что Светлейший Император привечает христиан?

Его вопрос вызвал гул неодобрения.

– Я слышал об этом, – отстраненно бросил Неро, – но мало кто разделяет его стремления.

– Благо, в столице ещё не все сошли с ума, – произнёс Констанций, и его, впервые за вечер, поддержали смехом.

Старик-офицер снова прохрипел:

– Развелось богов в Вечном городе: Исида, Митра, теперь этот Христос. Септимий Север кормил иудеями львов – жаль, не разделался со всеми.

На этот раз с ним согласились.

– Иудейская вера опасна. Слишком пригожа для бедняков – ставит их выше римского закона. Прискорбно, если христиане добрались до самого верха Империи.

Констанций вздохнул.

– Что ваш Септимий Север, что христиане – всё это явления одного поля. Римом правит философия простоты. Вещи, понятные последнему бедняку столицы и варвару на окраине Империи. Напрасно мы, кучка высоколобых идиотов, верим, что мир ещё живёт по нашим мудрым правилам. Сидим здесь и пьём вино, пока там строится новый Рим – Рим дикий.

Он поднялся с кресла и двинулся по террасе, эмоционально жестикулируя:

– Половина Империи населена дикарями. Они вчера пили человечью кровь и спали с собаками, а сегодня мы хотим уравнять их с нами в правах. Христиане при дворе? Я нисколько не удивлён. После того, как плебеи получили возможность управлять Империей благодаря нажитому богатству, мы потеряли наш Рим. Бедняки, ставшие богачами, – чего они хотят? Разве культуры? Нет, они хотят больше богатства. Хотят получить то, чего у них никогда не было – вот весь смысл их жизни. Очень простой, как и вся их философия.

Констанций зачерпнул немного воды из фонтана и освежил лоб. Произнёс спокойнее:

– Говорю вам, господа: близится закат Рима. Мы думали, что варвары примут нашу культуру – а на деле это мы растворяемся в их дикости.

Наместник ответил ему с улыбкой:

– Очень уж Вы отчаялись, трибун Квинт. Могущество Рима есть результат слияния культур. Мы бы не достигли величия, если бы не брали лучшее у соседей. Да и потом – это в нашей глуши кажется, что Рим тонет в дикости. Уверен, в столице дела обстоят куда лучше. Секретарь Палес, верно я говорю?

Все обратили взоры к Неро. Молодец, наместник, пользуется положением высшего чина. Но для Неро сейчас важнее Констанций.

– Увы, я вынужден согласиться с трибуном Квинтом, – ответил он, наблюдая, как сходит улыбка с лица наместника и в то же время появляется интерес в глазах Констанция. – Рим действительно брал лучшее у других народов во времена Республики. Но теперь, благодаря Северам, Империя возвращается в примитивизм и культ силы.

Пожилой магистрат насмешливо воскликнул:

– Ах, этот вечный спор Аполлона с Дионисом – из дикости в прогресс и обратно. Как многократно мы это проходили.

– По мне, так лучше Дионис, – Неро поднял кубок с вином. Гости, смеясь, последовали его примеру.

Мрачным остался лишь наместник Овикул. Вскоре он отправился спать, тем самым дав сигнал концу вечера. Констанций успел поймать Неро.

– Прошу прощения, если показался резким. Переживал, что Вы тоже приверженец этого нового плебейского мышления. Но теперь вижу, что ошибся.

– Ничего, я Вас понимаю, – ответил Неро. – Тяжело, должно быть, истинному римлянину в этих краях.

– Не представляете, насколько, – вздохнул трибун. – Я во многом не согласен с господином наместником, но и он – человек культурный. Иное дело – офицеры нашего легиона. Надеюсь, Вы не будете слишком разочарованы.

– После нравов столицы меня мало что разочарует, – улыбнулся Неро.

Попрощавшись с трибуном, Неро ещё долго стоял на террасе, снедаемый сомнениями. Встреча прошла не совсем гладко, но положительно: оба трибуна – и старый, и новый – симпатизируют Неро. Но что будет, когда вскроется правда?

Неро тряхнул головой. Единственная правда – служение Риму. Констанций примет ее, когда придёт время. А пока стоит укрепить решимость и действовать.