Дарья Панфилова - Эрелинги

Стражник на башне крикнул, что посольство проехало вторые ворота. Шальдо почему-то задрожал. С чего бы? Всяких же гостей видел в замке. Он еще раз обернулся, окинув взглядом дворец – свою гордость. Ведь именно он подыскивал красивейший разноцветный мрамор для его отделки, лучших скульпторов и художников. Именно он занимался его обустройством, заказывая мебель, шпалеры, драгоценную утварь.

Повозки подъехали к дворцу, с ними конные. Двор заполнился чужими людьми, чужими голосами. Из эртеровской повозки выскочил паж, опустил складную лесенку и откинул полог. Оруженосцы и рыцари спешились подле нее, самый молоденький и смазливый на вид подал кому-то руку. Сперва Брейя увидел белый шаперон-буреле [8] Шаперон-буреле – мужской головной убор позднего Средневековья с длинным хвостом, который драпировали на манер тюрбана, спуская узкий «хвост» на плечо. с покачивающимися черными и красными перьями. Потом и всего молодого чернокудрого красавца в белом упелянде, вытканном серебром.

Красавец одним движением расправил широкие и длинные, чуть не до земли, рукава, которые тут же легли почти скульптурными складками. За спиной камергера послышались женские вздохи и приглушенные перешептывания. Шальдо даже злость взяла. Вот курицы, вот дуры! Будто мужчин не видали! Мало ли таких красавчиков в замке? Да полно! Песнопевцы с художниками толпами по дворцу слоняются. Но ведь этот – герцог, принц крови, и к тому же с синими глазами. Такого в рыцарский роман засунь – любая обрыдается, сразу начнет представлять себя плененной принцессой. Хорошо, его госпожа – не дура. Или дура? Как увидит, тоже начнет вздыхать, ахать и глаза закатывать? Не может такого случиться, никак не может. И еще не мог представить Брейя, каким образом этот павлин стал сьерским героем да ко всему прочему от целого города камня на камне не оставил.

Камергер-секретарь сложился в низком поклоне, попутно произнося витиеватую приветственную речь, на которую ему учтиво ответил лишь епископ, вставший рядом с Эртером. Лертэно Гвернский рассеянно смотрел за спину Шальдо, изучая герб Бенна, будто видя в его первый раз.

– Откуда сиреневый мрамор? – Голос герцога оказался ниже, чем предполагал неверинжец.

– Простите – что, ваша светлость? – с запинкой переспросил Брейя.

– Из какого карьера сиреневый мрамор?

Значит, смотрел не на герб, а весь фасад изучал.

– Из Эппанайи, ваша светлость. Только там сейчас можно встретить такой оттенок.

Взгляд синих глаз все-таки остановился на камергере. К удивлению Шальдо, в них даже промелькнул интерес.

– Вы знаете все карьеры Неверинга?

– Все, ваша светлость. И осмелюсь добавить, что в Гверне тоже есть карьер, где добывают мрамор удивительного розового цвета.

Герцог теперь улыбался. Он с одобрением посмотрел на Брейя и, обращаясь к епископу, сказал:

– Это единственный карьер во всем Гверне, ваше преосвященство. Мрамор, который из него извлекают, действительно, достоин восхищения. Маркизе повезло, что ей служит такой человек.

Шальдо вдруг смутился, порозовел, как тот самый гвернский мрамор. Дабы скрыть смущение, камергер еще раз поклонился, взмахнул широким рукавом, приглашая посланников короля следовать за собой.

Маркиза Бенна встречала гостей в церемониальном зале. Трон с очень высокой спинкой, на котором восседала Эльсейда, показался Лертэно крайне замысловатым. Такого узора молодой герцог еще не видел в Мезеркиле. С изумлением, подойдя ближе, он разглядел слонов и крылатых человекоподобных монстров, покрытых разноцветной эмалью. Обстановка самого зала никак не вязалась с восточной роскошью трона. Белоснежные пилястры с простыми изящными капителями, строгий орнамент, выложенный бледным разноцветным мрамором, вполне привычные гербы – и такое чудо!

Таким же чудом была и маркиза. Платье золотой парчой струилось к подножию трона. На темноволосой голове возлежала корона маркизата, переливаясь драгоценными камнями. Сияли перстнями тонкие пальцы, покоившиеся на подлокотниках трона. И правы были поэты, воспевавшие ее величественную красоту. Лертэно знал, что в этом году Эльсейде исполнилось сорок четыре, возраст вполне почтенный. Однако лицо маркизы поражало молодостью и свежестью, словно она принимала волшебный эликсир. Лертэно, похабно про себя усмехнувшись, предположил, чем могло являться зелье. Но всё же…

Подле Эльсейды на маленьких складных стульчиках расположились три девушки. Две темноглазые в голубых легких платьях, перехваченных золотыми поясами под грудью. Третья, зеленоглазая брюнетка, очевидно, и была Анной Бенна. Невесту Рэссимонда облачили в цвета маркизата. Нижнее бледно-зеленое платье целомудренно закрывало грудь по горло, верхнее, без рукавов, золотисто-желтое, с глубоким вырезом, было рельефно расшито вепрями, гербовой фигурой Бенна. Волосы просто заплели в косу, и единственным их украшением являлась спущенная на лоб нитка жемчуга с крупным изумрудом. По дороге в замок маркизы Ноарион Вользуанский с чувством рассказывал о неземной прелести Анны, о ее хрупкости и невинности. Лертэно же нашел девушку заурядной. Нежное, бледное от переживаний личико, безмерно испуганные, грустные глаза, белая тонкая шейка. Маленькая, тревожная, да и только.

Бесшумные слуги поставили гостям стулья. Эльсейда жестом пригласила посланников сесть. Слегка поддавшись вперед, маркиза низким, немного хриплым голосом спросила:

– Ваше преосвященство, герцог, как вы добрались?

Епископ собрался ответить, но Лертэно его опередил:

– Прекрасно, маркиза. Да и могло ли быть иначе, если мы ехали по вашим землям? Единственное, что несколько портило мое путешествие, – нетерпение. Я никак не мог дождаться, когда же, наконец, достигну вашего замка.

Красные, подкрашенные губы сложились в лукавую улыбку. Удивительный голос вкрадчиво произнес:

– Вам не терпелось увидеть невесту Рэссимонда Артехейского?

Герцог Гвернский улыбнулся в ответ:

– Безусловно, посетить Бенна, что дарит Армалону удивительных красавиц, было моим давним стремлением, и принцесса Анна, без сомнения, как солнце, затмит все звезды Армалона. Однако я томился желанием увидеть ту, которую называют розой Мезеркиля, драгоценнейшим рубином короны.

Эльсейда усмехнулась. Брейя, не сводивший глаз с госпожи, уловил в ней то, чего опасался с самого начала. Она, разумеется, не вспыхнула румянцем, не залилась смущенным смехом, не произнесла застенчивого «ах». Но на одно мгновение в ее взгляде блеснула радость, так многое ему объяснившая.

Маркиза медленно поднялась. Карбункул в центре короны вспыхнул, как язычок пламени. Золотые нити на платье заискрились в лучах солнца. «Как же у нее все продумано», – с восхищением подумал граф Вользуанский. Заметив такое же восхищение в глазах Лертэно, Ноарион снова согласился со своим королем: дурная это затея – отправить Эртера в Бенна.