Дарья Панфилова - Эрелинги

Потомкам благородного рода кальярдских королей нашлось место за широким липким столом, провонявшим прогорклым жиром и рыбой. Сарм, причмокивая и постанывая, жадно обгладывал кость, утирая рот рукавом. Периодически он прикладывался к глиняной кружке с терпким вином и одобрительным мычанием давал понять, что так хорошо ему еще никогда не бывало. Лертэно же вяло тянул хмельное крепкое пойло и машинально разводил пальцем винные капли по поверхности стола. Ему не терпелось улизнуть с постоялого двора, чтобы поскорее найти знакомую улицу и дом, где его встретит прекрасная синеглазая женщина. Оттого-то он не замечал возбужденных криков солдат, жадно поглощавших баранину с луком, опрокидывающих стакан за стаканом во славу Гверна и громко восхвалявших неких Седоуса и Дерка. Эрмар, напротив, внимательно осматривался вокруг, решая, с кем бы начать беседу, дабы выяснить, куда им держать путь и к кому прибиться.

За соседним столом сидели два наемника с обветренными, рублеными лицами. У каждого в левом ухе покачивалась серьга с крупным сердоликом, что указывало на высокое положение в иерархии «свободных сынов». Один из них, абсолютно лысый, сухой, с хищным ястребиным лицом, для удобства заложил длинные седые усы за уши. Второй – бородатый, тяжелый, добродушный – поглаживал рыжую с редкой проседью бороду. В отличие от других вояк эти двое разговаривали очень тихо и не обращали внимания на обступавший их гомон.

Хозяйка постоялого двора, покачивая широкими бедрами, медленно прохаживалась по залу. Крупная, мясистая баба, она была под стать своим постояльцам, которые, судя по всему, ее уважали и даже побаивались. Остановившись у стола седоусого наемника, хозяйка подсела к нему и завела разговор как со старым знакомым. А села она специально так, чтобы видеть Эртеров, о чем свидетельствовали ее взгляды, бросаемые украдкой то на Эрмара, то на Лертэно.

– Что, касатики, опять воевать? – спросила она, подперев рукой двойной подбородок. При этом ее глаза покрылись нарочитой поволокой слез.

– Опять, голубка, опять, – ответил ей седоусый. – А как иначе? Наше дело – воевать. Здесь попрощаемся – и в Мезерль. А там нас уже маршал Форльдок ждет. Завтра его старшой сынок выезжает, и мы с ним.

Хозяйка усмехнулась, обнажив на удивление ровные, белые зубы.

– Большой озорник, – сказала она, – шестнадцать годков, а так бедокурит… Всех девок у меня перепортил, ни одной целки не осталось.

Рыжий рассмеялся и сказал:

– Откуда ж у тебя целки, голуба? Сколько к тебе хожу, ни одной не попадалось, или чистеньких для благородных сынков бережешь?

Хозяйка подбоченилась.

– У меня, Дерк, не дом свиданий и не баня. А то, что вы, кобели вонючие, моих девчонок лапаете, так то не их вина и не моя. Как с вами, боровами, справиться? А Гьюрт этот Эрну и Марию испортил. Как бы других где поприжал, так я не против… А эти-то ангелицами ведь были, себе на приданое в монастырь копили… Но знаешь, я на Гьюрта зла-то не держу, что разобьет, что поломает – за все заплатит. Наутро как узнал, что девчонки-то девками были, столько денег им дал, что хоть сейчас аббатисами заделаются.

Эрмар громко и с усмешкой проговорил:

– Неужто аббатисами стали? Или решили, что можно еще больше денег получить?

Хозяйка махнула рукой и вздохнула:

– Твоя правда, добрый человек… Какой теперь монастырь. От меня ушли, с солдатами на сене валяются. А деньги все растратили. Платьев себе накупили – в них стены и обтирают… Уйдете вы на войну, что им делать? Да и всем нам… Ох, война, война! Вот ты, Седоус, старый дурень, зачем идешь? Осел бы где, детишек наплодил, смерть бы спокойно встретил… Да мой такой же был. Как в Сьере все началось, так он сразу туда побёг, все бросил. И что? Остался там лежать, если кто похоронил – дай им Бог…

Седоус погладил ее по пышному плечу, которому было тесно в платье, и спросил:

– И что же ты, как теперь одна? Тяжко, небось? Твой-то – защита. Да и какой-никакой, а мужик.

– Как сказать… Сам знаешь, он больше любил на звезды смотреть да в речку плевать. Все я на себе тащила. Ты его здесь когда-нибудь видел? То-то. Он больше по городу шатался, о красоте этого размышлял… как это… а… мирозданья! Грамотный ведь был, Царствие ему Небесное. А я колотилась, старалась для чего-то. А видишь как? Господь детей не дал, совсем одна осталась…

– Ты баба молодая еще, наверстаешь, – уверенно ответил рыжебородый капитан.

Седоусый вдруг внимательно посмотрел на Эрмара.

– А вы откуда будете, добрые люди? Что-то раньше я вас не встречал. Не кальярдские вы.

– Мы с земель к северу от Кальярда, день пути, – ответил Эрмар.

Лертэно, ушедший с головой в смутные грезы о матери, неожиданно прислушался к разговору. С беспокойством он взглянул на старшего брата. Тот вроде бы выглядел спокойным, но в глазах затаилась тревога. Седоусый заметил, как встрепенулся «поскрёбыш», и прищурился.

– К северу от Кальярда, как мне известно, – произнес наемник, – находятся исконные земли Эртеров. Там сейчас живут их потомки, те, которым по праву принадлежит Мезеркиль.

Лертэно тихо проговорил:

– Мы оттуда.

Рыжебородый присвистнул и спросил:

– А где же ваши господа? Всю жизнь хотел увидеть настоящих королей, а все недосуг было, да и запущенно у вас как-то.

Сарм, оторвавшись от кости, вытер руки об одежду и, хлебнув из стакана, надменно бросил:

– Мы и есть господа.

За столом Эртеров-Тельсфоров повисло неловкое молчание. Рыжий снова присвистнул.

– Вишь, как бывает, – пробормотал он. – Жизнь – она такая. А ведь всем Мезеркилем правили, в железном кулаке держали. Что ж вы клич-то не кинули, коли такие ваши дела? Все этого ждали… Теперь что делать будете?

Прежде чем Эрмар успел ответить, Лертэно, осмелевший от вина, беспечно произнес:

– Как были сами по себе, так и останемся. Прадед и дед никому не присягали. Отец – никому. Вольные мы люди!

Задумавшийся Седоус пересел к братьям.

– Вот что я скажу, малец, – промолвил он, – нехорошо сегодня быть самим по себе. Нехорошо. Мы-то солдаты, а вот вам, благородным…

– Гверн и вместе с ним Кальярд всегда были свободны!

– Эк ты! Смелый… А вот нет уже Гверна. Какой-нибудь твой пращур, может, еще был настоящим герцогом Гвернским. А теперь каждый держатель лена сам себе хозяин. Думаешь, хорошо это?

Эрмар внимательно слушал солдата и, когда тот остановился, чтобы промочить горло, спросил:

– Как тебя зовут, капитан?

– Усы, вишь, какие? Так и зовут – Седоусом, а настоящее имя давно позабыл.

– «Свободный сын Гверна»?

– Он самый. Здесь почти все такие. У меня людей две тысячи точно насчитывается, лучших вояк я еще не видывал. Сейчас еще кое-кто пристать хочет. И их возьму, так как слышал, что рубаки неплохие… Знаю, для чего спрашиваешь. Только вот почему сразу в Армалон не идешь?