Александр Волков - След за кормой (2-е издание)

После краткого совета с рыбаками решено было огибать Саламин с юга, как хотел сделать и Демарат.

Обходить остров с севера, по узкому извилистому проливу, отделявшему Саламин от материка, было опасно: надсмотрщики Гиппия могли заинтересоваться подозрительной флотилией, направлявшейся в Мегары.

Плавание проходило благополучно. Держась вдали от берегов, лодки сначала шли под парусами, а когда попутный ветер утих, рыбаки стали грести. В гребле им помогали и пассажиры, выбравшиеся из-под сетей.

Около полудня маленькая флотилия миновала западный берег Саламина и повернула на север, к Мегарам. На счастье беглецов, море было пустынно: ни одна триера не встретилась на пути, не попадались и торговые суда.

Эвротея вознесла бесчисленное множество молений к богам-олимпийцам, обещая им богатые жертвы, если рискованное плавание увенчается успехом.

Тиманф вылил в воду кувшинчик масла и опустил золотую монету в жертву властителю морей Посейдону, чтобы тот не наслал на странников бурю.

К вечеру показался берег и на нём белые дома Нисеи. Вероятно, рыбаки, ободрённые удачей и хорошей погодой, несколько забыли о благоразумии и слишком приблизились к гавани, потому что оттуда выплыли две большие лодки и двинулись им наперерез.

— Надсмотрщики Гиппия! — воскликнул, побледнев, Ксенофан, старший из рыбаков. — Да хранят нас всемогущие боги!

Скрываться под сетями было бессмысленно: наёмники тирана обязательно всё переворошат в лодках. Оставалось одно: бежать, надеясь, что судно Демарата не слишком далеко и что они успеют добраться до него, опередив погоню.

Началась бешеная гребля. Лодки шли невдалеке одна от другой, и Тиманф громко ободрял рыбаков и своих спутников. Он греб с отчаянной энергией, а Эвротея с обезумевшим от страха лицом взывала к богам.

Люди Гиппия вначале не очень спешили: они хотели осмотреть лодки лишь для очистки совести. Но, увидев, что флотилия прибавила ходу, в свою очередь налегли на вёсла. Их лодки были шестивесельными, а рыбаки располагали только четырьмя вёслами на каждом суденышке.

Перевес был за преследователями. Расстояние между ними и погоней быстро сокращалось, но в это время Периандр радостно закричал:

— «Артемида»!

До ольвийского корабля было ещё около двух десятков стадиев. Воодушевлённые беглецы так ударили, вёслами, что лодки, пеня воду, ринулись вперёд. Но и преследователи, видимо рассчитывая на богатую добычу, удвоили усилия.

Четыре, три, два, один стадий… Только полстадия, наконец, отделяло беглецов от преследователей, и на нисейских лодках уже поднялись воины, размахивая мечами.

Тиманф готов был отдать приказ бросить греблю, схватиться за оружие и вступить в неравную битву, но корабль Демарата двинулся под вёслами навстречу флотилии Тиманфа.

Свободные от гребли матросы во главе с капитаном, грозя мечами и копьями преследователям, ободряли беглецов. Видя, что соотношение сил изменилось не в их пользу, люди Гиппия сначала замедлили ход своих лодок, а потом и вовсе повернули назад, сопровождаемые насмешками ольвиополитов.

Фалерские рыбаки согнулись над вёслами, благоразумно скрывая лица от нисейцев: ведь им, рыбакам, ещё предстояло возвращение в Аттику.

Беглецы поспешно поднялись на борт. Тиманф и Демарат упали в объятия друг друга. Эвротея, прижимая к себе Филиппа, рыдала от радости.

Матросы «Артемиды», окружив Баллура, Периандра и остальных, хлопали их по плечу, дружески целовали, поздравляли с избавлением от опасности.

Отстранив от себя Тиманфа, Демарат горестно оглядел брата. Немногим более двух месяцев назад они расстались, а какая перемена! Тиманф, вождь и любимец паралиев, борец за их свободу, потерпел крушение своих замыслов почти накануне их осуществления. Он вынужден покинуть родину, и, быть может, надолго. Вот он стоит в одежде раба, с небрежно срезанными волосами, исхудалый и постаревший. На глазах у Демарата навернулись слёзы.

— О брат мой, — воскликнул моряк, — как жестоко подшутила над тобой судьба!

— Все мы в руках богов, — согласился Тиманф. — Но ты сдержал слово и явился вовремя.

— Я сделал всё, что было в моих силах, — сказал Демарат. Матросы «Артемиды», пользуясь тем, что начался попутный ветер, подняли на мачте парус, и судно двинулось прочь от Нисеи.

Лодки фалерских рыбаков Демарат взял на буксир, чтобы отвести в открытое море.

Когда берег скрылся вдали и опасность погони отпала, фалерцы повернули к родному городу.

Много позднее Тиманфу стало известно, что рыбакам удалось благополучно вернуться домой и их недолговременное отсутствие не было замечено шпионами Гиппия.

В эту ночь бог ветров Эол был милостив к беглецам, и, когда «вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос», [27] Строка из поэмы Гомера «Одиссея». Эос — богиня утренней зари у древних греков. ольвийское судно было уже далеко от Мегар.

Наши странники, измученные тяжёлыми переживаниями и опасностями, сладко заснули. Море убаюкивало их тихим колыханием, и они встали поздно, когда златокудрый Гелиос [28] Гéлиос — у древних греков бог солнца. уже проделал на своей солнечной колеснице значительную часть обычного пути.

Однако беглецы вряд ли спали бы так спокойно, если бы знали, какая опасность ждёт их впереди.

Вернёмся назад, к тем дням, когда Тиманфа и его друзей по приказу тирана Гиппия разыскивали по всей стране и в прилегающих к ней водах. Гиппию донесли, что вождь заговорщиков скрывается где-то в горах, но след его потерян.

Злая радость охватила Гиппия. Если Тиманфу не удалось покинуть Аттику, то рано или поздно он вынужден будет это сделать и, значит, для него одна дорога — море.

И Гиппий отдал приказ главному командиру флота: отправить в море полтора десятка триер, которые должны преградить путь кораблям, идущим из Аттики на север, восток и юг.

Пятнадцать триер, заняв проливы между Эвбеей и расположенными по вытянутому кругу островами Эгина, Калаврия, Милос, образовали огромный мешок, отверстие которого было расположено у острова Саламин.

Пять триер, отстоящих одна от другой на шестьдесят — восемьдесят стадиев, загораживали выход из Саронического залива на юг, в широкое Критское море. Дорогу на восток и на север загораживали военные корабли, занявшие все проливы между островами, расположенными двумя параллельными цепями.

Ни один торговый корабль не мог выйти из этого мешка без тщательного осмотра.

Велика была ненависть Гиппия к Тиманфу, если он отправил в море целый флот только для того, чтобы поймать одного человека! Но к ненависти примешивался и страх: заговор Тиманфа ставил под угрозу власть Гиппия над Аттикой и, может быть, даже самую его жизнь.