Вито Леоне - Волчье лезвие

– К бою, ‒ вопил Фроил, поднимаясь на ноги.

Боевой топор, что поднял на плечо, показался тяжелее в несколько раз. На руках и ногах, будто висели камни, сердце ухало, а земля убегала из-под ног. Он ощущал себя пьяным. Видел соплеменников с хмельной медлительностью, готовящихся к бою, но не заметил пропажу коров и пленников, а также проводников – кривоносую девку и двух уродливых братьев-близнецов.

Позже, когда упал спиной на кострище и горячие угли прожгли тунику, а светло-рыжий лангобард надавил ногой на грудь, Фроил вспомнил о проводниках. Как вспомнил и их вкусную похлёбку с непривычным душистым ароматом, но тут же эти мысли вытеснила горечь о разгроме войска гепидов у Фловия, учинённого лангобардами и аварами два года назад. Тогда он навсегда потерял жену и дочь.

Лангобард приставил остриё меча под глаз и заговорил:

– Где скот? Пленники? Или глаз выковырять?

– Лучше сразу в шею, – выплюнул Фроил ответ, схватил руками клинок: боль обожгла ладони, и перенёс острие меча к своему кадыку, кровь потекла на лицо горячими струйками, – семья уже заждалась меня.

– Не спеши соединять семью, Сундрарит, – подошёл русоволосый лангобард, – король ваш дал маху с союзником в той битве. Римляне слишком изнежили готов, на которых он надеялся. Я – Агилульф, сын Ансвальда, герцога Турина. Твоё имя?

– Зачем? Похвастаешься супруге, что убил ужасного гепида, иначе не пустит в сладкую щель? – ухмыльнулся Фроил.

– Ты храбр. Умрёшь быстро, если расскажешь, или корячиться тебе на дубе как эти двое, пока всякие ползучие твари не прогрызут тело до кости, – показал Агилульф на дуб, чью широкую листву пронизал рассвет, и откуда неслись костедробильные вопли двоих гепидов. – …И мне некому хвастать.

– Фроил, мое имя, ‒ отпустил он клинок, – только пусть они замолчат, ведь Вотан примет и молчаливые дары. А мне мешает.

– Хорошо, – сказал Агилульф. – Убери ногу, пусть подышит.

Сундрарит отошёл на шаг, сорвал пучок травы влажной от росы, и влага потекла по долу меча, смывая кровь.

Воины бродили по лагерю, кони гепидов фыркали на незнакомый запах, награбленный скарб падал из мешков на землю, а тела убитых лишались украшений, доспехов и монет. Ирм пнул почерневший котел, откуда со звонким плеском вылилась густая жижа. Его палец коснулся варева, затем оказался у носа и во рту.

– Съедобно? – спросил один из воинов, рассматривая бронзовые подвески на сбруе.

– Смачно, ‒ почесал Ирм бороду. – Только несет дурманом.

Агилульф обратился к Фроилу. Тот уже приподнялся из кострища и сидел на заднице.

– Рассказывай. Начни с того, зачем сюда понесло.

– Серебро. Ради чего ещё лезть в эти земли, – заговорил Фроил, – Наш главарь, ‒ закрутил он головой, а следом ткнул пальцем в тело, где с каждого локтя таращилась выколотая на коже голова вепря, – уговорился с бургундом за сотню монет, что добудем рабов и скот здесь.

– Его имя?

– С ним главарь встречался. То ли Людер, то ли Людгард. Говорил, высокий, с рисунком на коже, вокруг шеи.

– И где коровы, ешь тебя тролли? – перебил Сундрарит, когда подтащил тело главаря к Фроилу.

Фроил опять завертел головой:

– Перед ночёвкой были четыре коровы, две пали в пути ‒ сожрали. Полдюжины мужиков, троица баб да четверо юнцов, – продолжал Фроил. ‒ Проводники, девка с братьями, такое смачное варево сварганили, аж дева сна в голове поселилась, едва ложки отложили. Не вижу их среди мертвецов.

– Девка черноволосая со сломанным носом, а братья: безухий и со шрамом на лице, – сказал Агилульф, словно уже знал, что еще скажет гепид. – Ирм, возьми с собой кого-нибудь, осмотрите окрестности, – крикнул он. ‒ А ты, Сундрарит, готовь послание франкам, бургундам. Одна свора. Этому Людеру, чтоб твои тролли его пожрали.

Сталь сверкнула в первых лучах, когда клинок вынырнул из ножен Сундрарита, и Фроил опустил голову с улыбкой на лице. Он ждал встречи с семьёй.

Юго-восток Франкии

Бургундская деревня

Лето 588 г. н. э.

Пир бурлил.

Под вечерним небом на поляне среди деревянных домов стояли повидавшие былое дубовые столы. Между ними, увиливая от мужских рук, сновали девицы с блюдами и кувшинами.

Людер сидел за столом, левая ладонь поглаживала холку пса.

– Что, Крувс, вкуснее, чем бретонские шкурки?

Кане-корсо ответил из-под стола одобрительным урчанием, и затем пёс продолжил кромсать говяжий мосол, лязгая мощной челюстью. Крувс не понял, про какие шкурки говорил хозяин. У него ещё чесались раны от порезов, что нанесли ему люди, когда он кусал их за руки, чтобы не ударили хозяина железной палкой или деревяшкой с куском металла. Хозяин ломал им большой железкой деревянные круги с прибитыми шкурками горностая. Круги трещали, а люди истошно вопили и брызгали кровью, когда хозяйская железяка врезалась в тело.

Если хозяин говорил про те горностаевые шкурки, то эта белая кость много лучше, и потому пёс не заметил, как рука перестала гладить его короткую светло-рыжую шерсть. Пальцы Людера захватили кусок мягкого белого сыра с пушистой корочкой, а его чаша с густым красным вином приподнялась и толкнула чашу его соседа.

– Выпьем, – выхлебал Людер чашу до дна, стукнул ею по столу. – Рад, что тебе лысину не попортили жалкие бретонцы. Орали: «Лучше смерть, чем позор», – угрюмо сказал он, жуя сыр, – мы сделали, как им лучше.

– Некоторые пытались её поцарапать, – ответил Брюн, жилистая рука погладила череп с выколотым рисунком на коже. – Люд, не бесись. Хватит. Это его королевское право – так делить добычу.

Прохладный ветерок всколыхнул озёрную гладь до лёгкой ряби, в которой серебрились отражения звёзд и растущей луны, потянуло влажной прохладой.

– Гунтрамн… ворон битвы, – укутался Людер в шерстяной бурый плащ, спрятав под ним рубаху-тунику цвета пыли на дороге в сухую погоду, серебряную цепочку с распятием и выколотым рисунком рунической вязи вокруг шеи. – Никого не встречал, кто бы пережил шестьдесят зим. А он – уже семьдесят… Наверняка плоть убитых клюёт после сражений… Дряхлый ворон.

Брюн повернул голову в сторону востока, а затем, взяв с блюда кусок говядины, тушёной в красном вине, взглянул на Людера:

– Вернутся гепиды – хватит тебе золота на ве́но (выкуп), чтобы посватать дочку того барона.

– Не струсили бы. После того разгрома у Фловия они чураются длиннобородых 5 5 лат. langobardī – длиннобородые , как кошка – веника.

Тягучий красный соус с ароматом вина, тимьяна и чеснока стекал по пальцам Брюна, а он его слизывал, причмокивая.

– Видел трусов, что бились как львы за обещанное серебро. Фе́ли, милашка, – сказал Брюн белокурой статной девице, наполнявшей им чаши вином из глиняного кувшина, – для тебя есть горностаевые шкурки. Они согреют зимой.