Вито Леоне - Волчье лезвие

В первом ряду корона на седых жидких патлах соседствовала с милой девичьей головкой в окладе из русых завитков. Заметив короля, Людер потащил Брюна к ближнему столбу правого нефа.

Проповедь порхала сизым голубем над прихожанами, облетала колонны боковых нефов, и слова «Служите друг другу, каждый тем даром, какой получил…» как взмах крыла стряхнули пыль сомнений из мыслей Людера, хотя день начался погано. После прибытия во дворец дородный майордом королевского двора с ленивым самодовольством на лице так долго расспрашивал их о цели визита, что только двое стражей в железных латах уберегли его от зуботычины. А когда аудиенция была назначена через десять дней, Брюн едва удержал Людера от исполнения желания расквасить самодовольную мину.

– Ite, liturgia est 7 7 Идите, литургия окончена , – объявил священник, прихожане потянулись к выходу.

Король Гунтрамн, бледный и хмурый, с увядшим кустиком бороды, ковылял к выходу в окружении богато одетых лейдов – с золотыми обручьями на запястьях, в расшитых шёлковых рубахах-туниках до бёдер и кожаных поясах с драгоценными камнями, и порыв Людера, вышедшего наперерез, стих. Он застыл на месте, члены словно окоченели – вспомнил случай, когда король приказал отрубить голову лишь за не очищенный после битвы топор.

Из ступора его вывели карие глаза молодой женщины, шедшей чуть позади короля, во взгляде которой он уловил насмешку и вызов. Людер пал ниц на одно колено.

– Господин мой король, прости мою дерзость, – с жаром заговорил Людер, не поднимая головы. – Я тот, кто первым ворвался в Ренн, чтобы вернуть Бретань вам, мой Господин. Могу я просить о милости?

– Встань, – сказал король скрипучим голосом, – мне говорили о тебе, – повернул он голову к лейду с горбатым носом, чьё запястье охватывало золотое обручье, звенья – львиные гривы с разинутыми пастями.

Тот зашептал королю на ухо, Людер поднялся, и сердце его пропускало удар за ударом.

– Ты лишил меня золота, – заговорил король, выслушав лейда.

– Простите меня, мой король, но я не мог так поступить.

– Но поступил. Убил знатных бретонцев, за которых я получил бы выкуп от их родни.

Людер почувствовал себя, как тогда на озере в лодке, десятилетним: «Чтоб всё твоё вино скисло, проклятый лейд. Я под стрелы лезу, а ты вынюхиваешь».

– Они просили избавить от позорного плена.

– Скорее зарезали бы себя сами, чем стали просить. Да и не вправе ты был решать за своего короля, как поступать с пленными, – повысил король голос и, показалось, что огоньки всех свечей на стенах задрожали.

Ноги подгибались, Людер звал всех известных богов, древних и нового: «Вотан, Донар, Фрей, помогите. Христос, верю, что ты равен Богу Отцу и един со Святым Духом. А то, что было, – так-то бесы попутали».

Хозяйка русых волос и карих глаз, с которой несколько мгновений назад сцепился взглядом, шагнула вперед, и её тонкие губы что-то шепнули королю.

– В чём твоя просьба, бургунд? – спросил король.

– Прошу крепких мечей, копий и сотню золота, чтобы в Италии награбить добычи для вас, мой король.

Лица лейдов скривились в ухмылке, оживление в свите короля вызвало эхо в пустой базилике, которую уже покинули остальные прихожане.

– Похвальное рвение, но греки 8 8 Византия уже предлагали мне пятьдесят тысяч золотых безантов за изгнание длиннобородых, – болезненный кашель прервал речь короля: – Кхе, кхе… я отказал. И знаешь почему?

– Авары, – ответил Людер, проклиная себя за то, что полез к королю с детскими игрушками.

Девица опять шепнула королю.

– Клотильда любит шипучее вино. Кхе, кхе… Будет рада, если доставишь бочонок из Шалона. С утра будь у майордома.

– Да, господин мой король, – склонил Людер голову.

***

Северо-восток Франкии

крепость Шалон на реке Марна

Утром второго дня осады лучники подожгли восточную башню. Густой чёрный дым ел глаза защитникам стен, мешал целиться, и едва солнце достигло зенита, как отряд, ведомый Брюном и Людером, прорвался внутрь. Начались резня и грабёж, вспыхивали пожары, кричали люди, над постройками не переставая звенел колокол.

Суматоха боя развела Брюна и Людера в разные стороны, и Брюн с воином в латах из металлических колец врывались в дома, забирали монеты, украшения и жизни.

В дом с прикрытыми ставнями напарник вошёл первым, вскрикнул, повалился на бок: кольца не спасли от удара вил. Брюн повернулся боком, выставив короткий меч вперёд, и вовремя: второй удар прошёл мимо, но кожаные латы на груди заскрежетали, боль обожгла левое плечо. Вилы пошли обратно, вцепился в черенок, удержал, дёрнул к себе. Человек налетел на клинок, вскрикнул, горячая влага обожгла Брюну правую кисть, и очень худой мужчина – два мосла и кружка крови – со стоном рухнул на пол.

Брюн осмотрел себя: зубец порвал на груди толстую бычью кожу, порез на плече – царапина.

– Дети… прошу, – услышал он сквозь стон.

Мужчина лежал на боку, руки обхватили почерневший от крови живот. Брюн огляделся: постель и стол с лавкой посреди деревянных голых стен, на входе напарник пускал красные пузыри, судороги терзали тело. Под столом жались друг к другу двое белокурых мальчишек, и тот, что постарше, держал ножик.

– Где монеты? – пнул Брюн отца. – Тогда не трону отпрысков.

– Там… в стене за постелью.

Нащупав в тайнике суконную тряпку с монетами, Брюн подумал, что замысел Людера посетить Аврелиан оказался не так уж плох. Хотя десять дней назад, обливаясь холодным потом в базилике, где перед королём поник Людер в лучших одеждах – белой льняной рубахе-тунике с бахромой, суконных штанах до колен и широким поясом из мягкой кожи с начищенными бронзовыми украшениями – мечтал, чтобы лошадь унесла как можно дальше отсюда.

Они вернулись из базилики на постоялый двор у реки среди густого леса, перейдя по мосту на южный берег Луары. Людер даже не взглянул на Крувса, который гавкал в загоне. Вечер кончился после трёх кувшинов крепкого вина.

Когда Брюн проснулся, постель Людера была пуста, а вернулся тот уже по самой жаре. Они стояли у ограды загона, и Людер бросал псу куски сырой козлятины.

– До самого Шалона будешь без мяса. Значит, суёт королевскую грамоту и говорит: «Король даёт тебе отряд, чтобы взять Шалон». Я думаю, чего это он против родного брата затеял, но молчу, решил не спрашивать, мало ли. Вот, прожора, на, – ещё один кусок упал на траву рядом с псом. – Так она потом и говорит: «Имей в виду, в Шалоне каждый захочет тебя убить». Я ей: «Даже мелкота и бабы?» – Крувс зарычал, его зубы рвали свежее мясо. – А она уставилась бесовскими глазами и молчит…

– Не хотел бы таких родичей, – вытер Брюн пот со лба, – хотя слышал, Хильдеберт этот не той веры.