Агсин Атум - Дневник чудотворцев

Чем дальше продвигались в лес, тем он становился гуще и темнее. Колоссальные сосны нависали над головами, образуя ветвистыми кронами естественный живой свод, способный хоть как-то уберечь дорогу от размытия. Дождь тем временем совершенно не спешил начинаться. Кучные тучи, казалось, вовсе остановили свой ход и теперь еле тащились едва не зацепляя острые макушки исполинских дерев, которые с упоением готовились встретить пришествие непогоды. Ветер совершенно стих, и над окружающим миром навис обманчивый купол тишины, в котором то и дело слышались посторонние скрипы крепких вовсе неподвижных стволов и жуткие шорохи невидимых обитателей бора, которые тревожили высохший полог, будоража воображение юноши. Кони продолжали усиленно пыхтеть, продираясь между очередных цепких кустарников и вездесущего валежника. Невозмутимый Сапожковский, присоединившись к Петру, стал посматривать с противоположного борта на дорогу и окружную обстановку, но на его лице нельзя было разглядеть ни грамма беспокойства, он скорее выражал свойственное только ему одному учёное любопытство. Глаза его как-то сверкали огоньком, и проявляли необычайную степень блаженного состояния. Предстоящая непогода словно вызывала в нём эйфорические чувства, влекущие за собой самые приятные ощущения, которые, видимо, исходили откуда-то из раннего детства.

Снова задул какой-то скользкий ветерок, а изо рта даже начинал исходить при дыхании парок. Ледяные мурашки пробегали вдоль каждого позвонка Петра, доходя до самой его макушки, отчего он даже ненароком вздрогнул. Кучер продолжал двигать своих покорных лошадок вперёд, заставляя волочить их скрипучую повозку. Голубоватый блеск, заставил животных жалобно издать протяжный вопль, но страх был мигом подавлен голосом отважного возницы. Гром сотряс небеса до самой земли, отчего та даже вздрогнула, словно где-то рядом случился горный обвал. Далёкая-далёкая непроглядная стена бесчинствующего ливня очень скоро начала приближаться к экипажу, неся за собой грозный плеск и бурные потоки водных масс, способные смести всё вокруг в одну сумасшедшую карусель. Кучер громко воззвал к своим подопечным, и те ему откликнулись понимающим ржанием, вытянувшись струной и насев на еле движимый дилижанс с особенным усилием. Показалось, что кони пошли куда лучше и колёса закрутились совсем веселее. Грациозные сосны безостановочно замелькали перед носом Петра, цепляясь и царапая деревянные борта экипажа. Комки бурой грязи и ледяные капли хлыстающегося дождя проникали в захламлённые апартаменты пассажиров, заставляя их укрываться от стихии только руками и ещё держащейся крышей. Возничий и того вовсе был беззащитен перед страшной бурей, но отступать было не в его компетенции.

Сапожковский не теряя ни минуты, достал свою единственную фризовую шинель – знак особо чинной государственной принадлежности – и, прямо как цирковой акробат, ловко выскочил на козлы к Назару Прокопьевичу, где с особой теплотой укрыл его своей одёжкой. Кучер в ответ только благодарил, поправляя свой картуз, постоянно норовивший куда-то улететь от усиления ветра. Через некоторое время профессор вновь вернулся под крышу, промокший и запачканный с ног до головы. Выражение физиономии его оставалось непоколебимым. Предстоящие трудности нисколько его не сломили, а даже подзадорили, сделав его без того притягательный вид ещё более мужественным и даже моложавым. Пётр прекрасно понимал, что в такой ситуации от него сейчас мало что зависит, но он в любой момент был готов ринуться на передовую, если то потребуют обстоятельства. Но судьба видимо очень благоволила путешественникам, и дождь также внезапно закончился, как до этого несколько минут назад неожиданно возник. Ветер, тем не менее, не стих и задул по-осеннему противно, пробирая путешественников холодком до мозга костей. Какого было на самом деле кучеру, совсем не известно. Мужичок с гордостью держался прямо, довольствуясь шинелью с барского плеча. Профессор и его юный помощник хоть и находились за деревянными стенками кузова, но теплее им от этого не становилось – сквозняки гуляли здесь по-хозяйски, а слишком повышенная влажность способствовала чувствовать себя в настоящей обстановке куда менее уютно, чем этого хотелось. Но жаловаться было нечего.

Лошадки месили грунтовку под копытами, волоча за собой замызганную тележку. Колёса прокручивались по нескольку раз на одном и том же месте, но темп экипажа не сбавлялся, и путешественники довольно быстро преодолевали последующий участок пути этого вынужденного испытания. Скользя по заброшенному тракту, словно в зимнюю пору на санях, путешественники начали замечать, что окружающий ландшафт заметно изменялся: дорога сильнее завиляла, а местность приобрела холмистую структуру, обзаведясь соснами с причудливыми формами стволов, которые закручивались то в петлю, то гнулись, словно натянутый лук.

Теперь уже скорость экипажа заметно стала сбавляться. Частота резких поворотов, покатых склонов и коварных подъёмов заметно увеличилась, хотя наличие густой поросли прямо на пути поубавилось. Лес как будто бы отступал перед бесстрашными путниками, которые проехали и без того достаточно нелёгкую часть пути под проливным дождём и прескверным ветровым напором. Даже солнце, показавшееся из-за облаков, засветило как будто бы по-доброму, улыбаясь двигающейся тройке. Тем не менее, кучер не спешил снимать с себя профессорскую шинель – ветер, похоже, и не собирался ослаблять своих ледяных оков, потому Назар Прокопьевич только сильнее кутался.

В такие времена людям всегда свойственно согревать себя только самыми тёплыми воспоминаниями, чем естественно и занялся Пётр, погрузившись, как это с ним иногда бывает, в некую немую туманную думу, которая увела его от мира реального к воспоминаниям прошлого, или это вовсе не были воспоминаниями, может быть что-то выдуманное, нафантазированное, но такое приятное, что на душе становится чуть поспокойнее. Мысль уносилась совершенно в неизвестном направлении, к тем самым краям, где зарождаются сомнения о содеянном, о выборе, который был уже совершён. Пётр ловил себя на том самом вопиющем вопросе: «А нужно ли было всё-таки соглашаться на такое мероприятие, если даже сейчас в самом начале пути возникает такие ситуации, от которых ты совершенно не зависим и котором ты обязан просто подчиниться, плывя по этому течению неизвестности?». Такое случается слишком часто с неопытными зелёными головами, которые готовы погрузится в пучину страстей, а как лишь только подвернётся неудача или того и гляди испортится погода, то дают непременно заднюю. Но в какой-то момент Пётр теряет нить сомнений, и перед ним встаёт та самая неведомая картина, меняющая настроение с ног на голову. Детство. Дом. Они с отцом Алексеем Михайловичем прогуливались по цветущему садику. Здесь благоухают яблони и вишни, а где-то совсем недалеко, за высокой оградой, слышится цветение сирени… Маленький Петя никогда не бывал за территорией сада, но именно туда манило детское любопытство. Он старался держаться как можно ближе к ограде, чтобы была возможность, проходя мимо, хоть через щелку в дощечках рассмотреть, что же там снаружи. Отец смотрел на сынишку с упоением, но не знал, о чём тот думает, а Петя ничего не сказал ему об этом. И только вечером за прочтением сказки перед сном, он обратился робко к матушке: