Агсин Атум - Дневник чудотворцев

– Что там за оградой, где мы гуляли?

– Там город, где живут другие люди, – отвечала ласково она.

– А я когда-нибудь смогу туда пойти?

– Ну конечно сможешь, малыш, – рассмеялась матушка – Если хочешь, уже завтра выйдем и посмотрим?

– Завтра?

И сколько счастья, сколько изумления было в светлых глазках ребёнка, который завтра осуществит свою первую мечту. И сейчас он уже давно не ребёнок и тот большой забор теперь уже не такой большой и непреодолимый, а тот неизвестный город, давно изучен и уже не такой загадочный и манящий. Сам же он где-то за двести вёрст от родного дома, уезжая всё дальше и дальше, вслед за исполнением следующей мечты. Это и было самым настоящим чудом человеческой жизни, которое непременно и правит этим странным миром.

Внезапный хруст, звенящий скрежет с металлическим лязгом и очень резкий толчок вернул Петра снова в явный мир. Экипаж слегка накренился, но не успел перевернуться. Кони в момент остановились, издавая тревожное ржание. Сапожковский, не растерявшись, выскочил из кузова, чтобы успокоить бедных животных, которые начинали излишне натягивать свои поводья. Пётр последовал за своим наставником, выпрыгнув за бортик с другой стороны, и обнаружил, что кучер чуть ли не слетел с козел, зацепившись за декоративный крючок кареты той самой профессорской шинелью. Юный путешественник не заставил себя ждать, кинулся помогать барахтающемуся Назару Прокопьевичу, отцепляя надорвавшийся лоскут шинели от накренившегося куска интерьера, который еле сдерживался, чтобы не оторваться от боковины кузова. Кони были успокоены. Кучер благополучно снят со спасительного крючка. Шинель же ещё подлежала использованию, но требовала некоторого ремонта, чему Сапожковский даже не придал особенного значения. Всё его внимание было обращено на покорёженную колёсную ось, которая повредилась куда серьёзнее.

– Государь, прошу простить дурака! – завопил гнусаво кучер – Налетел на буерак! Задремал поди – не заметил! Государь, виноват! – тут возничий начал падать в ноги профессора, непрерывно изображая поклоны и пачкаясь в грязи.

– Прекрати, Назар! – махнул рукой Сапожковский, наклонившись поближе к развалившейся части экипажа и даже не посмотрев на кучера и его сцены – Не могу вот понять, чего тут стряслось?

– И шинель вашу разорвал! – взявшись за голову, будто сам с собой, продолжал взволнованный кучер – Какой дурень! Какой дурень! – бормотал он безостановочно, заикаясь и дрожа.

– Петро! – обратился к юноше профессор – Назар, кажется, простудился. Загляни-ка в горбок и достань ему сухих вещей из брезентового мешка, я пока разведу огонь, а после займёмся починкой.

– Ой, Борис Борисович! – несколько даже испуганно заговорил кучер – Пётр Алексеевич! Не нужно, я сам! Не утруждайтесь! – с этими словами Назар Прокопьевич, как ни в чём не бывало, лично подскочил к заднему багажу, начиная рыться в сложенных там вещах. А Пётр приблизился уже к профессору.

– Разведи костёр, Петро, – потирая бородку, пробормотал профессор, по-прежнему не отрывая взгляда от поломанной оси – Я, кажется, нашёл одно решение. Но этому следует уделить некоторое время.

Пётр, ничего не ответив, направился в кузовок, чтобы исполнить просьбу профессора. Разыскав в одном из специальных ящиков необходимый набор из трута, готовой сухой растопки и шведских самогарных спичек Лундстрёма, юный помощник направился вновь наружу, чтобы приготовить полевой очаг. Назар Прокопьевич также подключился, вытащив из багажа кроме сухих штанин, рубахи и сапог, ещё и заранее набранных берёзовых дров – у Сапожковского всегда было всё продумано наперёд, потому старик и здесь всё подготовил про запас. Итак, выбрав место как можно суше, Пётр принялся за огонь. Назар же направился на выполнение своих прямых обязанностей в качестве кучера, чтобы заняться ремонтом повреждённого экипажа, но был тут же отправлен в кузов, с наставлениями от профессора:

– Назар, твоё дело сейчас отогреться! Закутывайся под тёплый плед и ожидай приготовления горячего питья. Пётр сейчас всё приготовит, а мне осталось только найти необходимые материалы, – с этими словами Сапожковский, отойдя несколько подальше от места происшествия и усевшись на один из пеньков, который он обязательно застелил своим огромным платком, сложенным втрое, принялся что-то усердно записывать карандашом в маленькую записную книжку, лишь изредка посматривая куда-то в затенённые кроны сосен, пропускающие тёплое свечение солнечного диска. Назар же, следуя указаниям, молча удалился, продолжая уверять, что он здоров, но пока шёл, тем не менее, освободил лошадей от упряжей, выведя их попастись на обочину и привязав каждую к отдельному колышку.

Лес был умиротворён, напитавшись живительной влагой и купаясь в лучиках солнца. Природный край был как никогда прекрасен и свеж. Зелень заиграла какими-то весёлыми нотками оттенков прелести, что вокруг всё засияло, словно в сказочной обители. Ветер, наконец, перестал усиленно раскачивать макушки могучих древ, видавших, по-видимому, в своей молодости самого царя Гороха. Откуда-то совсем недалеко стали доносится лёгкие постукивания трудолюбивых лесных санитаров – дятлов, а ещё дальше закуковала одинокая кукушка. Серо-бурый полог, усеянный бесконечным числом маленьких муравейников, начинал непрерывно шуршать от плясок и бесконечных поисков пропитания местных тетеревов и глухарей. Забегали туда-сюда и беспокойные бурундуки, порой поигрывая со своими полосатыми соплеменниками в салки. Вышла на прогулку даже грациозная косуля, мирно пасущаяся на полянке за одним из холмов. Жизнь здесь забила небывалым ключом, словно изъявив желание поглазеть на путников, прибывших из мира человеческого. И становится тогда ясным некий замысел Творца, и возникает в голове понимание того, что когда проезжаешь лес доро́гой, он всегда кажется такой огромной и безмолвной стеной, бесконечно уносящейся куда-то прочь, но стоит остановиться, и он словно приобретает некую чудесную умиротворяющую власть, в которой чувствуется вся сила природной стихии и начинаешь слышать, как он дышит, как порой поёт и даже плачет.

Всё же среди красоты и грации природной обители существовала и вероятность наткнуться на диких представителей хищного порядка, отчего порой приходилось на мгновение замирать, дабы разглядеть какую-нибудь новую движимую фигуру, которая с той же вероятностью могла бы быть лисой, волком, медведем или кабаном. Хотя неприятности могли бы принести маленькие и весьма ловкие хорьки или даже куницы. Что говорить и про тех же комаров, которым здесь было самое место, с их назойливым и невозможно раздражающим жужжанием, а вероятность стать целью клещей увеличивала угрозу пребывания на стоянке в неизвестном месте в разы.