Жюль Верн - Безымянное семейство (с иллюстрациями)

Клара выдернула у отца свою руку и, устремив взгляд на Годжа, с трепетом ждала его ответа.

— Дорогой де Водрель, — произнес Годж, — вы предлагаете мне величайшее счастье, о котором я только мог мечтать, — счастье быть связанным с вами узами родства. Да, Клара, я люблю вас, люблю давно и всем сердцем. Я не хотел говорить с вами о своей любви, пока не восторжествует наше дело. Но последние события сильно усложнили положение повстанцев. Возможно, пройдет несколько лет, прежде чем они смогут возобновить борьбу. Так не хотите ли вы пожить какое-то время в Америке, уже почти ставшей вам отечеством? Дадите ли вы мне право заменить вам отца, а вашему батюшке — радость назвать меня своим сыном?.. Скажите, Клара, вы хотите этого?

Девушка молчала.

Винсент Годж опустил голову, не решаясь повторить свой вопрос.

— Что ж, дитя мое, — заговорил де Водрель, — ты выслушала меня. Ты слышала, что сказал Годж. От тебя теперь зависит, буду ли я ему отцом и буду ли я, после всех горестей моей жизни, иметь высшее утешение — видеть тебя соединенной нерушимыми узами с патриотом, достойным тебя и любящим тебя!

И тут Клара взволнованным голосом произнесла ответ, не оставлявший никакой надежды.

— Отец, — сказала она, — я питаю к вам глубочайшее почтение. Вас же, Годж, я не только глубоко уважаю, но и люблю, как брата. Но я не могу стать вашей женой!

— Ты не можешь, Клара? — прошептал де Водрель, схватив дочь за руку.

— Нет, отец.

— Но почему?

— Потому что моя жизнь принадлежит другому.

— Другому?.. — воскликнул Винсент Годж, не сдержав порыва ревности.

— Не ревнуйте, Годж, — ответила девушка. — Это ни к чему, друг мой. Того, кого я люблю и, кому никогда ничего не говорила о своем чувстве, того, кто любил меня и никогда не говорил мне об этом, уже нет. Быть может, даже будь он жив, я бы не стала его женой. Но он умер, умер за свое отечество, и я останусь верна его памяти...

— Так это Жан?.. — воскликнул де Водрель.

— Да, отец, это Жан... Договорить Клара не успела.

«Моргаз!.. Моргаз!»— послышались вдруг на улице отдаленные крики. Гул толпы приближался с северной стороны острова — как раз с того берега Ниагары, на котором стоял дом де Водреля.

При этом громко выкрикнутом имени, как бы дополнившем имя Жана, Клара смертельно побледнела.

— Что это за шум? — спросил де Водрель.

— И почему кричат это имя? — удивился Винсент Годж.

Он встал, подошел к открытому окну и выглянул наружу.

Берег был освещен яркими пятнами света. Около сотни людей — некоторые из них несли факелы из березовой или буковой коры — двигались вдоль побережья.

Там были мужчины, женщины, дети. И все они, выкрикивая позорное имя Моргаза, сгрудились вокруг какой-то старухи, которая не могла спастись от их нападок бегством, так как с трудом передвигала ноги.

Это была Бриджета.

Тут к окну кинулась Клара. Увидев жертву разъяренной толпы, девушка сразу все поняла.

— Бриджета! — вскричала она.

Клара подбежала к двери, рывком открыла ее и бросилась на улицу, не успев ничего сказать отцу, последовавшему за нею вместе с Годжем.

Толпа была уже не более чем в пятидесяти шагах от дома. Выкрики стали громче. В лицо Бриджеты полетели комья грязи. К ней тянулись угрожающие руки, кое-кто подбирал с земли камни.

В мгновение ока Клара де Водрель очутилась возле Бриджеты и заслонила ее собой. Крики стали еще неистовее.

— Это Бриджета Моргаз!.. Это жена Симона Моргаза!.. Смерть ей! Смерть!

Де Водрель и Винсент Годж, которые собирались было кинуться между нею и разъяренной толпой, застыли как вкопанные. Бриджета — жена Симона Моргаза!.. Значит, Бриджета носит это имя... Это презренное имя!

Клара пыталась поднять несчастную, упавшую на колени.

Одежда Бриджеты была порвана и вся в грязи, растрепавшиеся седые волосы падали ей на лицо.

— Убейте меня!.. Убейте! — шептала она.

— Несчастные! — вскричала Клара, обращаясь к тем, кто грозил ей. — Имейте сострадание к этой женщине!

— Это жена предателя Симона Моргаза! — повторили десятки злобных голосов.

— Да... жена предателя, — ответила Клара, — но и мать того, кто известен как...

Она уже собиралась произнести имя Жана — быть может, единственного человека, который мог бы защитить Бриджету... Но та, собрав все силы, поднялась и прошептала:

— Нет, Клара... нет! Из сострадания к моему сыну... из уважения к его памяти — молчите!

Тут крики и угрозы возобновились с новой силой. Толпа все росла, охваченная неистовым возбуждением, которое подчас толкает на самые низкие поступки.

Де Водрель и Годж попытались отнять у толпы ее жертву. Некоторые из их друзей, привлеченные шумом, пришли им на помощь. Но тщетно пытались они освободить Бриджету, а с нею и Клару, крепко обнявшую ее.

— Смерть ей! Смерть жене Симона Моргаза! — рычала обезумевшая толпа.

Внезапно на берегу появился какой-то человек. Растолкав толпу, он протиснулся вперед, решительно вырвал Бриджету из рук тех, кто готовился нанести ей последний удар, и воскликнул: «Матушка!»

Это был Жан Безымянный, это был Жан Моргаз!

Вот при каких обстоятельствах имя Моргаза было услышано защитниками острова Нейви.

Как помнят читатели, уже не раз случалось, что о приготовлениях к сопротивлению, о пунктах, которые укреплялись с целью отражения нападения королевских войск, о некоторых попытках форсировать Ниагару становилось известно в лагере Макнаба. Очевидно, в ряды патриотов проник лазутчик, державший противника, в курсе всего, что происходило на острове. Но тщетно пытались обнаружить предателя, чтобы расправиться с ним, — он всегда ускользал от розысков, которые велись даже в деревнях американского побережья.

Этим лазутчиком был не кто иной, как Рип. Разозленный своими последними неудачами, которые вылились в значительные потери, отразившиеся на делах его конторы, глава фирмы «Рип и К°» решился на смелое предприятие, надеясь возместить все убытки. А они действительно были крупными. Ему не удалось выполнить свое обязательство на ферме «Шипоган», где его отряду пришлось обратиться в бегство. В Сен-Шарле, как вы знаете, он опять упустил Жана Безымянного, спрятавшегося тогда в «Запертом доме». Наконец, не его служащие, а люди начальника полиции Комо арестовали этого мятежника.

Рип, решивший взять реванш и, не имея больше возможности заниматься «делом Жана Безымянного», поскольку все считали, что осужденный казнен в крепости Фронтенак, надумал тайно отправиться на остров Нейви. Он подрядился осведомлять полковника Макнаба при помощи условной сигнализации о том, какие оборонительные работы ведутся на острове и в каком месте можно будет попытаться высадиться туда. Разумеется, решившись на такую авантюру, он рисковал жизнью. Узнай его кто-нибудь, ему нечего было надеяться на пощаду: его убили бы как собаку. Но зато если ему удастся поспособствовать взятию острова — что неизбежно повлекло бы за собой гибель главных лидеров и, было бы концом революционного подъема 1837 года, — он получит кругленькую сумму.