Рина Оре - Три цветка и две ели. Третий том

За воротами замка Маргарита с наслаждением наполнила грудь теплым, полным запахов трав воздухом. Почему-то в замке «злого графа» так не пахло – там царили ароматы смерти и пыли. Солнце спускалось, начинали робко стрекотать сверчки, скоро затанцуют блуждающие огоньки светлячков.

Когда конный отряд герцога Раннора сошел с горы к городу, Маргарита спросила мужа:

– Зачем ты его позвал с нами в путь? Он же жуткий – и тебе самому он не нравится. И он напрашивался, хитрил. Прямой он, как же… И он… он…

– Да, напрашивался и хитрил, а безупречно прямых людей в сорок лет уж не бывает, – тяжело вздохнул Рагнер. – Давай, любовь моя, не будем о нем говорить, давай не будем ссориться. Может, я вовсе не поеду ни в какой Бренноданн. Я хотел слегка подшутить над ним… и еще уйти хотел побыстрее.

________________

В праздничную ночь люди ходили к водоемам, делая это тайно, хотя ничего особенного у вод не происходило: просто купались. Однако такой обычай остался со времен язычества, оттого Экклесия с ним боролась. Маргарита раз слышала, что древнее языческое празднество было посвящено русалкам. Якобы до этого дня нельзя было купаться в реках, иначе хвостатые девы утаскивали на дно или награждали хворями. И именно этой ночью они вновь становились земными женщинами, но не могли сойти на берег: полностью обнаженные красавицы качались на ветвях над водой, поднимая ногами брызги. По преданиям, пойманная русалка сулила за свою жизнь сокровища, ведь, если с рассветом она не возвратится в свое подводное царство, то растает на солнце и превратится в пену. Многие лиисемцы устраивали этой ночью охоту на русалок и искали подозрительных купальщиц.

После полуночи водоемы с текучей водой становились безопасными на всё лето. И воду для омовений больше на огне не грели – лишь на солнце. Купели ставили в садах, среди плодовых деревьев и цветов, в шатрах или даже без них. В особняке Нола кадку установили на балконе, за полотняной завесой.

Рагнер, Маргарита и Филипп успели до темноты спуститься с гор в равнину, успели даже немного передохнуть после утомительной поездки верхом. А затем вместе с родней, будто жрецы языческого культа, гуськом пошли к Аэли, – небольшим отрядом, без фонарей; все одеты в простые платья и плащи с капюшонами. Ангелику нес Рагнер, Маргарита держалась позади него и держалась за его плечо, чтобы не упасть или не потеряться.

На берегу реки поставили шатер для дам, чтобы они могли в нем раздеться. Рагнер купаться отказался и остался в дозоре. Он сел у валуна на небольшом отдалении, рядом поставил ружье, так же годное в качестве отменной дубины. Прочие мужчины купались дальше, чуть ниже по течению.

Маргарита умела недурно плавать – ее и Синоли научили еще в детстве, в Бренноданне, а Филиппа нет, ведь в Элладанне рек не текло, только мелкая Даори, чистая у истока на холме и грязная в городе; к озерам же никого не пускали – они принадлежали герцогу Альдриану. Пару раз дядя Жоль возил семью в Калли, в другие празднества Перерождения Воды Ботно пытались пробраться к ручьям Левернского леса, на худой конец обливались водой из колодца.

Плавать Маргарита любила, но сегодня не стала – с Ангеликой на руках она быстро присела, погрузила их обеих на мгновение под воду, и побежала назад к шатру. Вскоре она вышла к Рагнеру одетой в платье, но с мокрыми, распущенными волосами.

– Зря ты не искупался, – сказала она, присаживаясь напротив него. – Вода теплая, к тому же целебная. Ангелике и той пришлось по нраву, – показала она замотанную в сухое полотенце, гукающую и улыбающуюся дочку.

– Нельзя мне, – вынул травинку изо рта Рагнер и отбросил ее. – Бесовские обряды да игрища, а я на исправлении души…

– А травинки ты давно жуешь? – задумалась Маргарита.

– Полагаешь… я наперстянку вашу погрыз?

– Да кто знает, что тут за травы растут или грибы… Я сама не знаю. Не тащи более в рот всякого, ты же уже не малыш. И я тебе не указываю, но…

– Значит… может, я уж снова отравился. Одним хлебом не наелся и много чего успел погрызть, пока тебя ждал. Наверняка помру через три дня…

– Рагнер! Что еще за разговоры?

– Ааа… так – ничего…

– Рагнууулечка… – ласково прошептала Маргарита. – Ну скажи, что такое с тобой? Может, ты мне благо хочешь сделать своим молчанием, но выходит хуже. Я же вижу, что тебя что-то гложет. Я тревожусь и расстраиваюсь. Неужели мы вместе через малое прошли?

– Я… Иди ко мне, – протянул он руки. – Сядь ко мне, хочу вас обнять.

Маргарита пересела спиной к его груди, и он обнял ее.

– Говори! – потребовала она.

– Просто так не сказать. Я с Магнусом поговорил о твоих снах, потом разговор зашел о проклятьях, и еще я случайно узнал, что мой старший брат Гонтер знал точное время своей смерти – затем и вернулся в Ларгос. Говорил, что мы оба прокляты и я умру как он – в тридцать три… Он погиб ночью третьего дня Кротости, значит: у меня три дня. Возможно, я уже вновь отравился, возможно, рана на голове загноится… Гонтер, к примеру, поцарапал руку в празднество – и всё. Утром рука опухла вдвое, к вечеру началась горячка, и более он не приходил в сознание, бредил… Вот и я… готов плакать от жалости к себе! – недовольно выдохнул Рагнер. – А могу даже хлебом подавиться. Я раз видел, как здоровый мужик взял и подавился крошкой… От рыбных костей тоже умирают…

– Рагнер, хватит!

– Послушай, любовь моя… Если я впрямь отойду в иной мир, то Лорко позаботится о твоем возвращении в Ларгос. Можешь здесь задержаться, но осенью – возвращайся. Я оставил в Рюдгксгафце духовную грамоту, – всё тебе и дочке завещал. Магнус и Марлена знают, где она спрятана. Что еще… Моим охранителям скажи, пусть вырежут мне сердце, – они поймут, что делать дальше. А прочую мою плоть сожги по меридианскому обряду… В Ларгосе пока живи – там тихо и безопасно, затем и замуж обязательно снова выходи. Кажется, принц Баро к тебе посватается – я буду радоваться за тебя…

– Рагнер, прекра… ти, – всхлипнула Маргарита, вытирая слезы со щек.

Слышался нежный женский хохоток, всплески и шлепки по воде, – Беати и Тасита резвились, как дети, их дочки довольно повизгивали; весело журчала речка. Под этот жизнерадостный гул, Ангелика вдруг захныкала; плачущая Маргарита молча расстегнула ворот платья. Рагнер тоже молчал – любовался самой прекрасной картиной на свете: как, прикрыв от удовольствия глаза, его ребенок пил белый сок из белой груди его жены, его женщины. Маленький огонечек, кружась, сел Маргарите прямо на макушку – будто прилетела звездочка.

– А знаешь, Рагнер, – несчастным голосом сказала Маргарита. – Скоро созреет тутовая ягода. Нельзя тебе никак умирать, не попробовав ее…

Он крепче обнял ее и поцеловал в макушку.