Борис Сударушкин - Последний рейс «Фултона»

Шаркая ногами, как смертельно уставший человек, Алумов подошел к столу президиума. Савинов услужливо подвинул свободный стул, одобрительно похлопал по плечу. Алумов сел, подперев лобастую голову крепкой рукой.

Из первых рядов, с антресолей бурно хлопали, ретивые повскакивали с мест. В зале, среди рабочих депутатов, хлопки реже. Солдаты чесали затылки, о чем-то переспрашивали друг дружку. Видимо, так и не поняли Алумова – воевать им до победного конца, за чертовы Дарданеллы, или нет?

– Этот будет похитрей Савинова, – вполголоса сказал пожилой красногвардеец. – По усам помазал, а в рот не угодил. Ловкий…

Опять прорывается к трибуне товарищ Павел, спрашивает зал:

– Можно, я задам три вопроса?

– Давай, парень! – поддержали его в рядах, где сидели рабочие.

– Кто из вас за войну до победного конца?

– Дураки перевелись!.. – злыми голосами ответили солдаты.

– Большевики тоже против войны! – улыбнулся товарищ Павел. – Еще вопрос… Нужна вам земля?

– Как же мужику без земли? – чуть не выронил винтовку солдат в прострелянной, с оторванным хлястиком шинели. – Кормилица, чай…

Товарищ Павел повернулся к нему.

– Большевики за передачу всех помещичьих земель трудовому крестьянству!

– С этим мы согласные, это нам подходит, – закивал солдат.

– Последний вопрос… Кому нравится не на себя, а на фабриканта, на заводчика за гроши по двенадцать часов ломить?.. Нет таких?.. И большевики за то, чтобы фабрики и заводы принадлежали не Карзинкину, не Дунаеву, не Вахромееву, а всему народу! Так вот, товарищи, – ни мира, ни земли, ни свободы мы не получим без немедленного перехода всей власти к Советам!..

Антресоли и первые ряды взорвались свистом, улюлюканьем. Сизый табачный дым колыхнулся от истошных криков:

– Шпион!..

– Долой!..

– Арестовать!..

С места в президиуме поднимается длинный, как жердь, с вытянутым лошадиным лицом и захватистыми руками вожак местных эсеров Лаптев. Закричал, перекрывая шум в зале:

– Брать власть Советам – безумие, они не для этого созданы! Если большевики будут настаивать на своем, нам придется, чтобы выполнить народную волю, применить к ним силу!..

– Всадить пулю меж глаз, тогда узнает, какова народная воля, – не выдержал Тихон.

Лобов шикнул на него.

Эсеровские дружинники на антресолях защелкали затворами винтовок, взяли под прицел товарища Павла. Он мельком посмотрел в темные окна зимнего сада, кашлянул в кулак и сказал, покачиваясь с носков на каблуки:

– Хватит, господа меньшевики и эсеры, нас пугать. Большевики не из пугливых. Да и бояться нам нечего – мы находимся под надежной охраной вооруженных рабочих.

В ту же секунду по команде Лобова красногвардейцы распахнули окна настежь, направили винтовки на эсеровскую дружину. Кто-то на антресолях пытался скомандовать, но споткнулся на слове и замолк – туда целился рифленым стволом поднятый на подоконник «максим». Один красногвардеец уже ухватился за гашетку, другой держал наготове пулеметную ленту.

Зал замер. И вдруг раздался оглушительный звон: промедлив, выбираясь из-за кадки, Тихон последним вскочил на тесный подоконник, плечом надавил на стекло, и осколки посыпались на паркет!

Меньшевики и эсеры в президиуме повскакивали с мест. Савинов, сидевший с краю, у самого окна, метнулся к противоположной стене.

– Ну, едрена вошь, напужали меньшевика! – протянул солдат в шинели с оторванным хлястиком. – Никак, теперь заикой сделается.

Солдаты расхохотались, спало напряжение в зале.

Бледный и злой, Савинов вернулся на свое место, что-то возбужденно зашептал мрачному Лаптеву. Тот барабанил по столу костистыми длинными пальцами и молчал, поглядывая то на эсеровскую дружину, то на красногвардейцев. Словно бы прикидывал, чья возьмет.

– Красногвардейцы пришли сюда с одной целью – поддержать революционный порядок, – опять заговорил товарищ Павел. – Что же касается того, будто большевики законное правительство свергли, то я по-простому скажу, по-рабочему… Какое же оно, к чертовой бабушке, законное, если мы от него ни мира, ни земли, ни свободы не получили? Правильно в Питере сделали, что разогнали этих временных. Сухой сучок это, а не правительство, отломить его – да в огонь! От имени фракции большевиков предлагаю немедленно передать власть в городе и губернии Советам рабочих и солдатских депутатов!..

На голосование были поставлены еще две резолюции: эсеровская – против передачи власти – и меньшевистская – о несвоевременности перехода власти к Советам.

Тихон заметил – к Лобову подошла женщина, открывшая им дверь в зимний сад. Что-то сказала на ухо и вернулась в зал.

Командир на секунду задумался. Дернув козырек фуражки, принял решение, подозвал к себе Тихона и парнишку, с которым они сидели за кадкой.

– Минодора, работница с ткацкой, узнала, что меньшевики и эсеры хотят сорвать голосование. Вероятней всего, отключат свет. Соберите в доме все керосиновые лампы, все свечи – и сюда. Ясно?

– Сделаем, – закинул Тихон винтовку за плечо.

– А вот винтовочки оставьте.

– А если полезут?

– Кулаки-то на что?..

Но и кулаки не потребовались, через полчаса ребята стащили в зимний сад около десятка свечей, дюжину керосиновых ламп. И вовремя. Только начали подсчитывать голоса – люстра в зале погасла.

– Зажигай, – приказал Лобов.

И зал осветился неровным светом ламп и свечей, на стенах и потолке задвигались огромные тени.

Лаптев и Савинов зашныряли между рядами, зашушукались. На антресолях шумит, ругается эсеровская дружина. Алумов туда-сюда ходит вдоль стола президиума, нервно потирает вспотевший лоб.

И вот поднимается председательствующий:

– Большинством голосов принята резолюция о передаче власти Советам!..

От крика и свиста гаснут свечи. Савинов, задевая стулья, бежит к трибуне:

– Мы опротестовываем результаты голосования. Подсчет сделан неправильно!..

– Обман!

– Подтасовка! – вторят с мест эсеры и меньшевики.

Неожиданно вспыхивает люстра. Табачный дым ест глаза, чадят непогашенные керосиновые лампы. Шум не утихает, волной перекатывается от стены к стене, бьется в оконные стекла, за которыми брезжит пасмурный рассвет.

Товарищ Павел весело бросает в зал:

– Большевики не против, давайте переголосуем. Кстати, для сведения: возле электрощита мы поставили красногвардейца с винтовкой…

За резолюцию большевиков голосуют восемьдесят восемь депутатов. За резолюцию меньшевиков и эсеров вместе – сорок шесть.

Принимая новую власть, бьют в натруженные ладони рабочие. Отставив винтовки, дружно хлопают солдаты и красногвардейцы. Минодора, работница с ткацкой фабрики, машет над головой красной косынкой. Рядом, без фуражки, стоит Лобов и молча улыбается.