Сергей Бычков - Куликовская битва. Одна строчка в летописи

-Деда, а меня ты любишь? – стала допытываться сидящая у него на коленях самая младшая из всех правнуков Машенька.

– Люблю, стрекоза моя, люблю, – целуя ее, подтвердил Захарий.

– Сильно, сильно? – Жмурясь от удовольствия и подставляя лицо для поцелуев, не унималась она, – как бабушку Фросю?

– А нас деда? – подняли галдёж остальные дети.

– Всех вас люблю бесенята, – прижимая Машеньку к груди ответил довольный Захарий.

– Ну почему ты меня не цалуешь? – Передразнивая пьяного деда, произнёс сидевший у окна внук Алексей.

Взрослые, все, кто был в избе, покатились со смеху. Захарий, не ожидавший такого предательского выпада от внука хотел было рассердиться, но не смог. Он хохотнул, покачал головой и ответил внуку: – Подожди, шельмец. Подойдешь ещё ко мне, попросишь уду тебе смастерить.

– Как пришло лето, собрался батюшка мой в Золотую Орду воск свести, – продолжил Захарий, – в Орде воск всегда в цене был. Не бортничали басурмане-то и пчёлы для них, всё равно, что для нас верблюды.

– А верблюды, это такие лошадки?– Спросила Машенька.

– Нет, Машенька, – ответил Захарий, – это как наша корова Зорька, если на неё седло напялить.

– Как скоморохи на ярмарке телка оседлали?– Вспомнила внучка.

– Верно. Телок тогда им чуть шеи не свернул, – подтвердил дед и продолжил, – собирайся, сын, говорит мне батюшка, пора тебе науку купеческую познавать.

Ну, что было делать? Пора – так пора, слово батюшки – закон.

Поцеловал я Фросю на прощание много раз, и двинулись мы в путь далёкий с такими же купцами. Кто меха вёз, кто – мёд, кто – кожу мятую. Кто, как я, первый раз ехал в землю чужую, а кто и со счёта сбился.

В диковинку мне ордынская сторона была. Это не Русь с её лесами и раскинувшимися меж их зелёных лугов причудливо изрезанных сонными речками. Землица там, в басурманской стороне – степь голимая. Сколько глаза по сторонам не пяль – взгляду не за что зацепиться. Одна трава, выгоревшая словно старая, пыльная паутина, брошенная на землю. А в той степи речка имеется. Знатная речка! По местному её кличут Итиль, что означает источник. Ну, а среди нашего люда её Волгой кличут. Море-акеян, а не река! От горизонта – до горизонта. На сколько глаза можно распахнуть. Ордынцы всё больше по степи кочуют. Скотоводы они отменные. Но много народа по городам и поселениям живёт, коих понастроили много, особенно по берегам рек. Живут сытно, только вот князья их да хан не дают им пожить вольготно. Лютые они, чуть, что не так – голова с плеч!

Путь наш лежал в столицу Орды – Сарай Берке. Сильно меня этот город удивил. Я-то, по наивности юношеской, думал, что все города на Москву похожи: кремль, посады, слободы. Ан нет. И храмы у них другие и города красивей.

-Красивей?! – не верили возмутившиеся внуки. – Красивей нашей Москвы?

-Ну – у, не красивей, – начал стоять за города русские Захарий, – лучше сказать – диковеннее. Сады кругом, каналов понарыто по городу чуть не на каждой улице. Арыки называются. По тем каналам вода течёт, а от воды той идёт свежесть и прохлада в самый зной. Богатый город. Только Сарай Берке – вторая столица Орды, первая называлась Сарай Бату. По имени проклятого хана Батыя, покорившего землю русскую. А страну они свою назвали Золотой Ордой потому, что дворец Батыя был обшит золотыми пластинами и сиял на солнце, словно зеркало медное. Так вот, как рассказал нам купец Ипат, который много раз бывал в Сарай Берке, у ворот города стоят два коня отлитые из чистого золота. Верилось в это с трудом. И если это чистая правда, то как нещадно надо было грабить Русь, чтобы столько золота собрать? Это же, сколько жизней загубили, продали в рабство, заморили до смерти голодом и холодом? Когда показались стены Берке, я с волнением ждал встречи с золотыми конями. Неужели это правда? Оказалось, правда, как и говорил Ипат. Два красавца жеребца стояли на постаментах и гордо смотрели на людей. Лучи солнца отражались от их золотой поверхности и слепили глаза. От этого казалось, что над жеребцами стояло золотое сияние. Я хотел подойти и погладить это чудо, но один из сердитых стражников охранявших коней с ненавистью зыркнул на меня и стал оголять саблю.

-Захар, – испуганно заорал мой батюшка, – не приближайся. Держись от греха подальше.

В Сарае их поганом к моему удивлению, оказалась русская слобода: постоялые дворы, храм со службами, склады купцов. Разместились мы и тут- то мой батюшка закуролесил. Ещё моя покойная матушка говаривала:

-Нашему батюшке только губы мёдом помажешь – три дня будет бражничать.

Три дня? Если бы! Батюшка разгулялся не на шутку. И про воск забыл, и про меня. Две недели с дьяком Фёдором от браги не просыхали. Прямо с самого утра уходили в вонючую корчму брагу пить. Пьют, едят – и всё с ордынскими рожами! Закручинился я от такого поворота дел. Что предпринять – не знаю. Пробовал батюшку уговорить, делом заняться, когда он одним утром ещё трезвый был, да он на меня так цыкнул, что я больше и не подходил к нему с утра.

От нечего делать я стал бродить по городу, но далеко уходить из русской слободы боялся. Город большой, так и заблудиться ненароком можно. Мне наудачу подружился я с сыном хозяина нашего постоялого двора – Василием. Ему лет пятнадцать было. Он мне и показал город. А он не маленький оказался. По словам Василия, чтобы пройти из конца в конец, чуть не целый день нужен. А однажды мы с ним за ворота ходили. Посмотреть золотых жеребцов. Так вот, рассказал мне Василий по секрету историю этих удивительных коней. Дело было так, у хана Батыя, кому Берке приходился родным братом, был сын по имени Сартак и внук Улагчи. Наследники Орды. Это означало, что Берке никогда не получит власть в случае смерти хана Батыя. Ох, и ненавидел их Берке. Спал и видел их смерть лютую. Батый состарился, захворал дюже, и дело быстро покатилось к его тризне. Тут то и случилось то, что должно было случиться в стае волков – в одну неделю умирают наследник Сартак и его сын Улагчи. Отравили горемычных ордынских князей. Кто? Даже вам, наверное, ясно.

– Деда, – с тревожной ноткой в голосе спросила Машенька, – а ты бы меня отравил за трон княжеский?

– Что ты такое говоришь? Как ты могла такое подумать, моя дорогая, – воскликнул Захарий, – я от последних лаптей откажусь, лишь бы вы все были здоровы и счастливы. А бабушка ваша? Разве она допустит такое. Она первая меня на куски разорвет, и псам цепным скормит, коль я антихристом, способным на подобное зверство окажусь. Беги, Машенька и поцелуй бабушку. Видишь, как она смотрит на тебя и радуется своей ненаглядной красавицей?

Машенька спрыгнула с колен Захария и устремилась у протянувшей к ней руки Ефросиньи. Следом за Машенькой целовать бабушку бросилась вся детвора, а Захарий под этот шум зачерпнул из лагушка ковш браги, выпил и довольный стал наблюдать, как Ефросинья по очереди целует правнуков.