Леонид Дроздов - Квантун

– Хитрый лис этот Иван Иванович! – выходя на улицу, сказал Унгебауэр. – Ну да черт с ним! Поздравляю, Антон Федорович! Ты сделал хорошее приобретение!

– Я тоже так считаю. Самовзводный курок – это большой прогресс и большое преимущество. Не понимаю, почему наганами не обеспечат полицию?

– Но признай, если бы меня не было рядом, ты купил бы у этого мошенника потрепанный тульский образец втридорога!

– Если бы тебя не было рядом, я бы вообще не задумался о покупке оружия.

Близость ресторана и подпольного магазина выиграла определенное время. Как уже упоминалось выше, путешественники совершили запоминающийся променад по заснеженной набережной Сунгари, глядя на ее темные воды. Так славно Горский и Унгебауэр провели эти три с половиной часа в Харбине, что каждому из них решительно не хотелось возвращаться в Маньчжурский поезд.

Взяли извозчика, поехали к вокзалу. Средства Антона Федоровича таяли на глазах. Уже и ста рублей не осталось…

– Я вот никак не возьму в толк, это ведь настоящий офицерский наган с системой обтюрации, не предназначенный для гражданского населения, так? – спросил молодой чиновник.

– Верно, – подтвердил лейтенант.

– Причём стреляный, так?

– Угу.

– Тогда откуда он его взял?

– Гм. Вероятно, кто-то сдал.

– Сдал? Чтобы русский офицер сдал свое оружие?? – вспыхнул Антон Федорович.

– Конечно нет. Револьвер, должно быть, подобрали у покойника.

Горского передернуло.

– Иного объяснения у меня нет, – грустно пожал плечами Унгебауэр.

Харбин путешественники покинули в 2 часа после полудня. Город, который принадлежал Китайской империи, фактически относился к империи другой – Российской. Переплетение русского и китайского, однако, не делало из Харбина той гремучей смеси, которую можно наблюдать в иных российских глубинках, заселенных инородцами. Соседство европейского и восточного здесь настолько естественно, что не режет глаз и не заставляет брезгливо морщиться.

Пейзажи за окном имели единую концепцию, главными компонентами которой были заснеженные поля, кладбища и полуразрушенные дома. Чем дальше на юг следовал поезд, тем более колоритные открывались виды. Колорит сей заключался исключительно в концентрации приведенных выше признаков. Точно профессор математики, Горский вывел для себя формулу Маньчжурии, где количество сгоревших хижин увеличивалось прямо пропорционально движению на юг. Между тем компонента эта была, безусловно, переменная, потому как не год – десять–пятнадцать лет и Китай заново отстроится, а об ихэтуаньском восстании будут помнить лишь из книг.

Вновь потянулись одна за другою деревянные станции с китайскими названиями, русскими начальниками и предприимчивыми армянскими буфетчиками. Пассажиры пользовались любой остановкой, чтобы размять затекшие члены, ибо жесткий вагон третьего класса к комфорту, мягко говоря, не располагал. Что же говорить о тех несчастливцах, что тряслись хотя и в отапливаемом, но все же в товарном вагоне?

Еще одна бессонная ночь отняла у Антона Федоровича сил больше, нежели обязалась восстановить. «Ну почему люди не летают как птицы? – думал коллежский секретарь. – Как было бы удобно и просто добираться до пункта назначения по воздуху». Смелые мысли рисовали далекое будущее, в котором у каждого человека, точно у сокола, появятся размашистые крылья. Крыльями этими наши потомки научатся виртуозно управлять. Легко подымаясь и плавно опускаясь, они будут преодолевать тысячи верст холмов и равнин, преодолевать Атлантику и Тихий океан, кружиться над вершинами Эвереста и Монблана. Вскоре Горский задумался над вопросом крайне низких температур и пониженного содержания кислорода в верхних слоях атмосферы. Пожалуй, это должно создавать немалые трудности, но летающие дамы и господа в его воображении от этого нисколько не страдали. Тогда Антон Федорович понял, что это всё лишь плод его фантазий, а сам он благополучно пребывает во сне. Осознав истину, чиновник Министерства юстиции просыпаться не спешил, но приложил максимум усилий, чтобы как можно дольше понаблюдать и понаслаждаться диковинными полетами человекокрылых. И так не хотелось ему возвращаться в тесный вагон маньчжурской железной дороги, и так не хотелось ему рушить столь понравившуюся иллюзию, что Горский каким-то непонятным образом переборол разум и продолжил пребывать в царстве Морфея.

Ранним утром на подъезде к Гунчжулину всех пробудил панический женский голос.

– Что же это? Как же так? Украли! Караул! Украли!!! – вопила хорошо одетая барыня в бархатном платье.

– Вы не могли бы не кричать в такую рань?

– Господи…

– Вот и выспались… мда-с!..

– Что стряслось, сударыня? – спросил мужчина со старомодными растрепанными бакенбардами.

– Украли! Караул!!!

– Да что у вас украли, ответьте?

– Кошелек! Украли кошелек! Караул!!! Кондуктор! – истерила дама, выпучив глаза.

– Вы уверены? – пытался ее успокоить ретроград, оказавшийся самым участливым. – Как вы обнаружили пропажу?

– Он был здесь! В этой самой сумке! А теперь его нет!!!

– Прошу вас, успокойтесь! Будьте благоразумны!

– Кондуктор!..

– Кондуктора в нашем вагоне нет. Да и для чего он вам? Разве что сделает чаю.

– Вы еще смеете надо мною насмехаться?? – раскраснелась обворованная.

– Боже упаси!

Горский и Унгебауэр понимающе переглянулись, одинаково вздохнули. И надо было такому случиться, что потерявшая кошелек барыня ехала в одном с ними отделении за перегородкой. На громогласную сирену откликнулись и из соседних секций, ввиду чего вскоре весь вагон знал о случившемся. Кто-то тотчас принялся строить догадки, припоминая подозрительных субъектов, фланировавших между полками. Несколько человек поддержали предположение новоявленного «следователя» и, таким образом, определился даже подозреваемый, которым избрали полнокровного мужчину с толстыми губами, по слухам, ехавшего в соседнем вагоне. И уже собиралась делегация добровольцев, поставивших себе целью привести мерзавца на допрос, как вдруг пропавший кошелек возьми да и отыщись. И где бы вы думали он всё это время находился? В сумке у своей владелицы-истерички! Каково?

Вдрызг разревевшись постигшему горю, барыня полезла в сумку за платочком, а вместо платочка к вящему своему удивлению извлекла тот самый кошелек. Быстро пересчитав находившиеся в нем деньги, она тихо по инерции всхлипнула и как-то криво, искусственно улыбнулась.

– А кошелек-то был здесь… – сконфужено и очень тихо произнесла дама, что не сразу все и услышали.

– Ах вот оно что! – искренно порадовался господин с бакенбардами. – Ну и хорошо!

– И где же он был? – ехидно спросил кто-то невидимый.