Святослав Воеводин - Ошибка Вещего Олега

О женщинах и их прелестях Олег старался не думать. Обливался холодной водой, изматывал себя военными упражнениями, верховой ездой, питался скудно, ограничивая себя в жирном, остром и сладком. К хмельным напиткам почти не прикасался. И к воинам своим относился так же строго и требовательно.

Вот почему гнев ударил ему в голову, когда он увидел, как верховые дозорные вывели из леса троих связанных дружинников при оружии, но без доспехов и опознавательных знаков. Это означало, что пойманы они были, когда шныряли по округе, нарушив приказ по войску. А то, что они шатались на ходу, лишь усугубляло их положение.

«Казню, – с холодной яростью решил Олег. – Собственной рукой предам смерти негодяев. Головы с плеч долой».

Сопровождаемый Сигуром, он пустил Златогрива вскачь, да так, что комья земли из-под копыт полетели.

Нынешним утром, едва продрав глаза, Олег решил, что объедет весь лагерь и лично проверит все перед решающим броском на Киев. Всю минувшую ночь из разведки возвращались лазутчики, докладывая одно и то же: Аскольд с Диром не выставили заслон на пути Олеговой рати. Это означало, что их напугало количество приближающихся дружин и они предпочли запереться в крепости.

Приказав воеводам собираться в поход, Олег поехал осматривать войска. Его интересовало все – и состояние коровьего стада, и уход за лошадьми, и исправность доспехов. Обозники, свалившие в одну кучу кули с мукой и пахучую соленую рыбу, получили такой нагоняй, что долго еще сидели ни живы ни мертвы, вознося хвалу богам за то, что спасли их от расправы. Незадачливые караульные, спавшие на посту, до сих пор умывались кровавой юшкой. Сотники и тысячники, которых миновал гнев князя, утирали холодный пот.

Все принятые меры, назначенные плети и словесные разносы не успокоили Олега, а, напротив, распалили его еще сильнее. Только теперь, перед решающим сражением, он в полной мере осознал, что войско представляет собой огромную неповоротливую тушу, плохо и далеко не сразу повинующуюся приказам. Верховная воля доходила до дружинников не напрямую, а через многочисленные преломления в головах воевод разного ранга. Одни что-то забывали, другие путали, третьи (и это было самое вредное) вносили в распоряжения что-нибудь свое. Получалась сплошная путаница. Стало ясно, что любое самовольство или уклонение от обязанностей может привести к необратимым последствиям. Никому нельзя было давать спуску. И, гоня коня по зеленому склону, Олег решил про себя, что троих нарушителей дисциплины необходимо не просто выпороть, а подвергнуть показательной казни. Только это заставит остальных проникнуться ответственностью. Может, пойманные дружинники не так уж виноваты, но пример их послужит назиданием для остальных.

– Кто они? – с наскока прокричал Олег, тесня конем начальника дозора. – Где взяли? Разбойничали? Озоровали?

– Ничего о делах их не знаю, – стал объяснять десятник таким голосом, будто оправдывался в собственной провинности. – А только выбежали они из чащи как безумные и давай орать…

– Будто бы горят заживо, – не удержался находившийся ближе дозорный.

– Что? – не понял Олег.

– Нас ведьма подожгла, князь! – выкрикнул косматый, будто дикий зверь, ратник, падая на колени.

Двое его товарищей проделали то же самое, поочередно подавая голоса:

– На нас одежда горела!..

– И волосы!..

– Кожа волдырями пошла!..

– Думали, конец нам пришел!..

– И боль была взаправдашняя, – заключил косматый. – Невмоготу такую терпеть.

Олег подвел к нему коня, спросил сверху:

– Тебя как звать?

– Микула Лютый я, князь. Из войска твоего.

– Мое войско лагерем стоит, парень. Тебя там нет.

– Прости, князь. Бес попутал. Завел в места гиблые к ведьме этой проклятущей…

– Говоришь, огонь на вас наслала старуха эта? – уточнил Олег.

– Не старуха она, – залепетал юнец с редкими вислыми усами. – Молодая баба совсем. Красивая, спасу нет.

– Глаз не отвести, – подтвердил Микула.

Олег испытал волнение, которое постарался скрыть от всех присутствующих. Им совсем не обязательно было знать, что он заинтригован и возбужден, как маленький мальчик, услышавший чарующую сказку.

– Говорите, одежда на вас горела? – заговорил он, выгибая одну бровь домиком. – Так почему же цело все? Кто-нибудь из вас может показать мне ожоги? Нет? Ну, что примолкли?

– Горели они по-дурному, – вмешался начальник дозора. – Синим пламенем внутренним. Бражничали ночь напролет, вот и привиделось с пьяных глаз. Горячка у них, князь.

Олег свесился с седла, чутко повел носом.

– Сивухой не разит. Тут что-то другое. – Он выпрямился и подбоченился. – А ну, признавайтесь, подлые! Вздумали голову мне морочить? Князю своему брешете, псы шелудивые?

– Да ни в жизнь, владыка! – Микула с размаху приложился лбом к земле. – Правду говорим. Была ведьма, была. Вышла в чем мать родила, а из избы дым валит…

– Голая? – переспросил Олег и пошевелился, садясь в седле поудобнее. – И что же, комарье ее не донимало?

Дозорные вежливо засмеялись, давая понять, что оценили сметливость князя. Схваченные ратники переглянулись, а потом один из них тряхнул волнистой русой бородой и сказал:

– Не было там ни комарика, князь. Птиц и зверей тоже. Мертвое место.

Пока Олег выслушивал это странное заявление, взгляд его переметнулся вверх и, скользнув по верхушкам ближних деревьев, обнаружил там блестящую ворону, обхватившую черными лапами березовую ветку. Было такое впечатление, что она давно ждала этого, ибо в следующее мгновение птица повела клювом, словно указывая на лес. Усмехнувшись своим глупым мыслям, Олег спохватился и грозно свел брови на переносице:

– Ладно, недосуг мне ваши байки слушать. Отвечайте прямо: почему дружину покинули? Куда шли? Грабеж замышляли?

– Было дело, – ответил за всех кудлатый Микула. – Но никого и пальцем не тронули, князь. В том матерью своею клянусь, и детками малыми, и душою.

– Думаешь, этого достаточно, чтобы без наказания вас оставить? – скривился Олег и незаметно для себя снова отыскал взглядом черную птицу.

– На все воля твоя, князь, – склонил голову Микула. – Но ежели дашь нам свое прощение, то не будет никого храбрее нас при осаде Киева.

– С чего ты взял, что я его осаждать стану?

– Не первый год в поход хожу, князь. Жизнь за тебя отдам. Не предавай позору.

Осмелевшие товарищи Микулы тоже забормотали виновато, тряся головами и ударяя себя в грудь. Олег подумал, что казнью этих троих он внушит всему войску страх и почитание. Если же помиловать их сейчас, когда на них сосредоточены взгляды сотен людей, то он прослывет милосердным и справедливым, снискав обожание суровых воинов. Испуг краток, а любовь может длиться сколько угодно, продолжаясь даже после смерти того, на кого обращена.