Лариса Склярук - Книга странствий

– Еще раз шевельнешься, и я привяжу тебе ноги к голове, – недобро пообещал он.

Малик замер, и только дрожание век говорило о том, что юноша не спит. Джамилю хотелось подать другу знак, что он здесь, но, опасаясь выдать себя, Джамиль сдержался. Наступили быстрые сумерки и почти следом – темная азиатская ночь. Маленький нарождающийся месяц не рассеивал мрак, и это было на руку Джамилю. Он подполз ближе.

Прохладные вечера располагают ко сну. Измученные дневной жарой, разбойники именно сейчас, под холодным ветром, крепко заснули, словно дети перед рассветом.

Бесшумно подобравшись к Малику, Джамиль быстро зажал ему рот и прошептал:

– Это я.

Затем острым кинжалом он перерезал веревки и потянул Малика за собой. Обогнув бархан, юноши добрались до лошади. Усадив Малика в седло, Джамиль повел лошадь на восток. Отдохнувший конь шел быстро. Джамиль бежал рядом. Затем юноши поменялись местами – они не хотели переутомлять коня. Так продолжалось несколько часов.

Наконец, море песка осталось позади. Степь становилась все более плоской и гладкой. Конь перестал вязнуть и пошел крупным галопом. Юноши облегченно вздохнули – ушли. Но, как оказалось, обрадовались они преждевременно. В тишине ночи они явственно услышали шум погони. Уйти вдвоем на одном скакуне невозможно.

– Будем драться. Их двое и нас двое. Нечего нам бежать, как джейранам от волков. Мы сами волки, – и, обнажив саблю, Джамиль приготовился. Малик оставался верхом на коне, и в руке у него сверкал кинжал Джамиля.

Шум погони приближался, но почему лица юношей становились все более напряженными? Привыкшие узнавать по шорохам и звукам скрытую ночную жизнь степи, они теперь слышали приближение коней, идущих размашистой рысью. Но коней было никак не двое. Еще минута – и скачущие всадники стали видны на фоне чуть посветлевшего неба. Их было человек… тридцать.

Джамиль облизал пересохшие губы, и это было единственным свидетельством его волнения. И оно никак не отразилось на упрямом, словно затвердевшем лице. Серые глаза смотрели бестрепетно и отважно. Густые брови напряженно сдвинулись. Высокие скулы заострились. Мускулистое тело напряглось, как для прыжка.

– Скачи! Я задержу их, – сказал Джамиль.

Не отвечая, Малик полыхнул на друга оскорбленным взглядом черных глаз. «Как мог ты даже подумать обо мне такое?!» – казалось, прокричали они.

Кочевники увидели кипчаков и, стегнув коней, с бешеными гортанными криками бросились вперед, на добычу. Через десять минут все было кончено.

Связанных юношей поставили перед высоким худым предводителем, сидящим на холеной разряженной лошади. Предводитель оглядел добычу внимательным хитрым взглядом, отметил про себя стройность, ловкость, красоту юношей и сказал:

– Добыча мала, но, думаю, мы получим за нее неплохие деньги.

– Мы правоверные. Как можешь ты продавать мусульман?! – воскликнул Малик.

Кочевник снял шапку, вытер ею свою вспотевшую бритую голову, блестевшую, как начищенный металлический шар, и равнодушно сказал:

– Эх, Коран – Божья книга и, конечно, намного благороднее человека, а ее продают и покупают за несколько монет. Так чего же ты хочешь? Иосиф, сын Якуба, был пророком, а его тоже продали. Разве он стал хуже от этого? [19] Ответ кочевника взят почти полностью из книги Арминия Вамбери «Путешествие по Средней Азии» (Часть 2. Сайт «Восточная Литература». «Средневековые источники Востока и Запада»).

– Берегись, потомок раба, – сказал Джамиль гордо, даже надменно держа голову, – удача вскружила тебе голову. Наш клан могуществен. Нанесенная обида не будет забыта.

Слова «потомок раба» были ругательством, но рука Сарыка – так звали предводителя – не потянулась за кинжалом из дамасской стали, рукоять которого торчала из-за широкого кушака. Он перевел спокойные проницательные глаза на Джамиля, коварно усмехнулся и, надев шапку, ответил:

– Что ж, ты сам подсказал мне твою судьбу. Я не буду требовать за вас выкуп, а продам вас дальше, на запад. На невольничьих рынках Багдада высоко ценятся молодые кипчаки – из них получаются отличные воины, – он едва заметно подмигнул, и стоящий рядом с Джамилем кочевник наотмашь ударил юношу плетью по спине. Гневно сверкнув глазами, Джамиль резко повернулся и, тут же получив удар по ногам, упал на колени.

Грудью своего обвешанного серебряными украшениями коня Сарык столкнул юношу в пыль и, переступая через него, закончил:

– Там и будет видно, кто раб, а кто – потомок раба.

Конец ночи застал юношей в пути. Неестественно выпрямив спины, они сидели в седлах на своих тонконогих мускулистых скакунах. Вот только локти их были связаны за спиной, а ноги – под брюхом животных. Так они добрались до полуразрушенного рабата, возле которого накануне вечером Джамиль освободил Малика.

В прямоугольный двор рабата, выстроенного несколько веков назад, в начале девятого, а возможно, даже в конце восьмого века, вели расположенные друг против друга большие и малые ворота. Стены из сырцового кирпича местами исчезли, разрушившись до основания и превратившись в глиняные холмы. Круглые башни, когда-то бывшие грозными укреплениями, под ударами времени присели, оплыли, словно сгоревшие свечи, и, казалось, равнодушно смотрели на добычу, заполнившую обширную площадь двора.

А «добыча» стонала, плакала, рыдала, неожиданно выхваченная из постелей в сладкий предрассветный час, разлученная с родными, подвергшаяся издевательствам и избиениям. Да и что ждало этих несчастных впереди? Ужасы тяжелейших переходов с веревкой на шее, вслед за безжалостным грабителем, едущим рысью и подгоняющим своих измученных рабов плетью? Годы работы в чужой стороне, где никто не проявит к ним ни малейшего сочувствия?

Дикие кочевники из хищной шайки гордо гарцевали вокруг, радуясь, что хурджины [20] Хурджин – традиционная восточная сумка из ковровой ткани. Состоит из двух мешков и обычно украшена бубенчиками. их набиты серебром, дорогими шелковыми тканями, коврами, что они погонят захваченный скот и рабов. А жизнь человека, его страдания не имели в их глазах ни малейшего значения.

Все дальше и дальше на запад двигались разбойники, держа направление на Исфахан [21] Исфахан – город в Иране, в 340 км к югу от Тегерана. . Связанные веревкой в длинную цепочку, медленно брели пленники. До чего же тяжело идти под палящим солнцем! Вяло передвигаются ноги. На лицах – безмерная усталость и полное безразличие к своей судьбе. Головы понуро опущены, пустые глаза смотрят вниз. Да и на что смотреть? Воздух пустыни редко бывает чистым и прозрачным. В нем постоянно висит мельчайшая пыль, и от этого как бы стираются грани отдаленных предметов: все зыбко, нечетко, нереально. Долгожданный ветер не приносит облегчения. Он бьет по лицу раскаленными песчинками, от него трескаются губы, сильнее сохнет во рту.