Андрей Небольсин - КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ. Первый чеченский след

Все с большой злостью в глазах стали брать по два мешка.

–Браты, вы че? Я же шучу.

Здесь Богдан не выдержал – он смеялся до слез.

– Ну, Никола, тебе в театр надо, мы и вправду подумали, что ты сбрендил.

Один спросил у Богдана:

– Ты нам говори, когда он шутит, а когда нет.

–Да это легко понять: если он просто говорит, то, скорее всего – правду, а если очень правдиво, значит, врет.

–Ладно, командуй, – сказал рыжий.

–Стреляйте,– сказал я, – только цельтесь лучше.

–А бегать?

–Не надо.

Мы расстреляли все патроны, что нам дали, посидели, отдохнули.

–Пошли домой, – сказал я.

–Куда?

–В казарму!

Мы построились и пошли; я шел рядом, как командир, и мне это нравилось. В ауле я увидел, что навстречу шла девушка, и так мне захотелось, чтобы это была та самая. Я, изображая из себя командира, подавал команды. Девушка подошла ближе, и я понял – это она.

–Здравствуйте! – закричал я.

–Здравствуйте, нам не надо с вами здесь говорить.

–Почему?

–Здесь такие обычаи.

–Скажите, как вас зовут?

–Даша.

– Это русское имя.

–Я русская.

–Где я вас могу найти?

–Не надо. Вам же лучше будет.

Даша ускорила шаг, а я стоял и смотрел, в какой дом она войдет. Девушка вошла в большой дом на краю аула, недалеко от нашего гарнизона.

Мы тронулись в путь. Дом с железной крышей был один в ауле, и мы без труда его нашли. Штабс-капитан, уже изрядно выпивший, сидел за столом. На столе стояла кружка с пивом. Увидев нас, он допил, что было в кружке и, шатаясь, вышел на улицу. Вдохнув свежего воздуха, громко крикнул:

–Абрамов, веди их сам, я остаюсь здесь!

–Слушаю, вашбродь.

Мы пошли. Как же мне хотелось зайти в дом к Даше! Но как? Какой предлог найти? Поравнявшись с ее домом, я дал команду стоять. Перед домом был высокий забор. Я тронул дверь – она открылась. Зашел внутрь. С улицы кричал Богдан: – Куда ты? Нельзя!

Я шел дальше, перед домом рос сад, в основном из невысоких деревьев. Я пробирался между этими деревьями. Богдан уже не кричал, и я догадывался, что он идет где-то рядом. Деревья кончились, и передо мной предстала Даша. Она вешала белье и меня не видела. Такой женской красоты я ещё не видел, мое тело не слушалось. Я просто стоял и любовался ею, пока кто-то сзади не отвлек меня. Я оглянулся – это был Богдан. Не обращая на меня внимания, он смотрел на Дашу, да так нагло!

–Кум, позволю себе напомнить, что ты женатый человек, а женатым так смотреть нельзя. Тем более, это моя девушка.

Даша услышала.

–Быстрее уходите, вы меня погубите, – на ее глазах выступили слезы. Богдан тут же ушел. Я остался с ней один. Даша твердила только одно: чтобы я ушел, и что я ее почему-то погублю.

– Я уйду, если просишь, но сначала ответь мне на два вопроса.

Она посмотрела мне в глаза.

–Ты замужем?

–Нет.

–Когда мы встретимся?

–Это опасно.

–Тебе кто-то угрожает?

–Это для тебя опасно, пожалуйста, уходи.

В ее глазах я видел мольбу,

–Как стемнеет, я тебя буду ждать за последним домом. Придешь?

–Приду, если смогу, – ответила она и густо покраснела.

Я прошел через сад, вышел на дорогу. Меня уже заждались. Подходя к своим, я крикнул:

– Шагом марш!

На душе у меня было светло и радостно. Я еще не думал о том, как смогу выбраться вечером, но уже точно знал – я приду. Зайдя в казарму, я лег на кровать и вспоминал каждую секунду, проведенную рядом с Дашей. Почувствовав на себе чей-то взгляд, я поднялся. На меня смотрел Богдан и хитро улыбался. Я встал, подошел к нему и спросил:

–А что это ты, куманек, так смотрел на мою девушку? Влюбился?

–Зачем? У меня Аленка есть, скоро сына мне родит, просто красоты такой никогда не видел.

–Я договорился с ней о свидании.

–Когда?

–Сегодня, как стемнеет.

–Опасно!

–Все равно пойду.

–Я пойду с тобой.

Вечером мы с Богданом с помощью веревки и крюка перепрыгнули забор, так как он был очень высокий. В назначенном месте мы просидели до утра, но Даша так и не пришла. Богдан меня еле удержал, так хотелось пойти к ней домой. Я для себя решил: если завтра ночью не придет, то пойду к ней сам, и будь что будет. На тот момент мне казалось, что я без нее жить не смогу. Наверное, это и есть то большое чувство, которое все любовью зовут.

Весь следующий день мы опять стреляли и бегали, бегали и стреляли, и, казалось, конца и края этому нет. Как только у нас получалось, и мы попадали в цель, Павлов еще дальше отодвигал мишень. Плечо сильно болело от тяжести сумки и кровило от острых краёв патронов. Сил тащить сумку уже не было, а ноги волочить по земле нельзя. И если кто так делал, из-за него одного Павлов возвращал всех.

Наш начальник всегда улыбался, наверное, получал удовольствие, видя на сумках нашу кровь, и всегда добавлял: «Чем больше крови, тем больше умений». Мы все утешали себя: «Скорее бы война. Первая пуля будет его. На войне все спишут, никто не будет расследовать: кто его убил, свой или чужой». Эти слова немного успокаивали, но ненадолго. Я боялся, что Богдан не стерпит. Но сорвался первый Генка Пономарев. На вид спокойный, он отличался от всех, был постарше нас всех и живот у него был большой. С его весом очень трудно приходилось. Подбегая на исходную, он вдруг споткнулся и упал лицом прямо в сумку с патронами. А когда поднялся, мы увидели, что на его правой щеке почти не было кожи. Кровь вместе с песком и пылью стекала на одежду. По мне прошла дрожь. Я никогда не видел столь отчаявшегося человека, казалось, в нем не было на тот момент ничего человеческого, душевная доброта его, доселе прибывавшая в нем, куда-то делась. Он заорал, как дикий зверь, схватил винтовку и выстрелил в Павлова. Кузьмин стоял рядом и вовремя успел поднять ствол винтовки, пуля просвистела над головой Павлова. Я ждал от Павлова испуга смерти, но, на удивление, он был очень спокоен. И также спокойно достал свой револьвер.

–Ну что, солдат, ваш выстрел сделан, теперь выстрел за мной.

Пономарь был еще спокойнее, на тот момент ему действительно было все равно: жить или умереть.

–Стреляй, гнида, пей кровь солдатскую.

Я встал между ними, чтобы помешать Павлову выстрелить.

–Отойди, сейчас мой выход, – сказал он раздражённо.

Кузьмин спокойно перезарядил винтовку, загнал в ствол патрон, не направляя на офицера, встал рядом со мной. Все сразу поняли: если что – Богдан выстрелит. Понял это и Павлов. И тут я услышал голос командира:

–Абрамов, веди это стадо в гарнизон. У Пономарева винтовку отобрать, его самого взять под охрану.

– Слушаю, вашбродь, – сказал я и попытался с ним заговорить, чтобы он Генку не шибко наказывал. Но он на меня заорал:

–Веди, я с ним сам разберусь!

Я повел. Мы еще надеялись на то, что он зайдет в дом с железной крышей и там напьется. Но нет – он прошел мимо. В гарнизоне Павлов сразу пошел в штаб. Через несколько минут перед казармой встали казаки. Как и в том случае с Богданом. Ну, все, хана Генке, забьют до смерти, сволочи. Ближе к ночи в казарму вошел мой земляк Андрюха, вызвал меня на разговор. Мы отошли подальше.