Андрей Небольсин - КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ. Первый чеченский след

От казармы по направлению к нам шла Даша. Я поспешил к ней навстречу. Девушка испуганным голосом спросила:

–Что случилось?

–Ничего не случилось, просто издевается, – сказал я, гневно глядя в сторону, куда удалился майор.

–А зачем?

–Потому что сволочь! Он нехороший человек, и, больше чем уверен, он не может писать стихов.

Со стороны палатки я услышал смех, вся сотня смотрела на нас и смеялась.

–Мне надо идти.

–Ты стесняешься меня?

–Нет, Дашенька, просто сейчас будет завтрак, а потом я приду к тебе.

До завтрака еще было время, и казаки решили немного поспать, зашли в палатку и легли. Мне очень не понравилось, что меня обсмеяли, но ругаться с целой сотней бесполезно, и я решил посмеяться над ними, как они надо мной. Подойдя к палатке, я крикнул:

–Подъем, сотня, стройся!

Гаркнул я голосом Семкина.

Казаки суетливо выбегали на плац, быстро строились. Серега Муравьев на выходе из палатки споткнулся и упал, на него рухнуло ещё несколько казаков, получилась куча-мала. Я стоял за палаткой так, чтобы меня не было видно, и наблюдал за их построением. Вдруг совсем рядом я увидел майора. Он подошел с другой стороны, видимо, шел из конюшен.

–А что, казачки, строитесь? Кто велел?

–Вы, ваше благородие, приказали, – произнёс растерянно вахмистр.

–Я?

Семкин удивился, но вслух произнёс:

– Завтракать уже время.

Все казаки стояли в строю, а я не мог найти Богдана, прошел весь строй, но нигде не нашел. Зайдя в палатку, я увидел его лежащим на своем месте.

–А ты что не строишься?

– Кум, я твой голос узнаю из тысячи.

–Лихо я их, да? Не будут надо мной смеяться, мне так перед Дашей было неудобно.

–А ты видел, как они на выходе упали? – Богдан смеялся от души, ему очень понравилось, как я их проучил.

–Ладно, кум, пошли завтракать.

После завтрака все занимались своими делами. Я сходил в конюшню, проведал коня, покатался верхом, попрыгал через ямы. И только потом пошел к Даше. Она уже поджидала меня и, издалека увидев, как я направляюсь к ней, сразу пошла навстречу. Мы отошли от всех злых глаз подальше, чтобы никто не мог нас увидеть. В самом дальнем углу гарнизона, у старой крепости, было безлюдное место. Там находился только караульный на вышке, и то сверху ничего не видел. Мы разговаривали очень долго, не замечая, как проходило время. Даша читала мне стихи, и я удивлялся, как много она их знает наизусть. Я пытался тоже что-то придумать, но не получалось ничего. Стоило мне только придумать пару строк, я хотел придумывать дальше, но что было раньше, я уже забывал. А записывать я стеснялся, так и крутился на двух строчках.

Как-то вечером мы с казаками собрались попеть песни, которые мне они очень нравились своей мелодичностью, у нас совсем не так поют. Очень хорошо пел Данько: напевно, раздольно, с душой. Песни были и шуточные, и про судьбу солдатскую, горемычную. Я тоже спел несколько песен, которые пели наши родители, вот так же собираясь вечером на завалинке. Но меня зачем-то потянуло на стихи.

–Ребята, давайте я прочитаю вам стихи очень известного поэта. Он тоже воевал на Кавказе, и самой большой его мечтой было облегчить страдания простых людей, солдат, казаков. Он вступил в неравный поединок с теми, кто угнетал бедняков, кто делал невыносимой жизнь простых людей. Его зовут… Не успел я закончить, как мне прямо в лицо ударило полено. Из носа потекла кровь. Я вскочил в страшном гневе и был готов убить любого, кто кинул в меня это. Но передо мной стоял Остап, он покрутил у виска пальцем, обжёг меня своим взглядом и, ничего не сказав, прошел мимо. Только кивком головы показал, чтобы я шел за ним. Пройдя за палатку, он круто повернулся, взял меня за грудки.

–Ты, мать твою душу, что, дурак, наделал, ты же не только сам в кандалы попадешь, но и Дашу за собой потянешь.

Его слова прошили меня насквозь.

–Что же делать, Остап? Я не прощу себе, если из-за меня пострадает Дашенька. Но кто может на меня донести? Шунько?

–Нет, он на это не пойдет, не такой он человек. Поверь, у нас здесь хватает подлецов, которые работают на ревизоров. Зато деньги хорошие получают. Если на неделе не появится ревизор, считай – тебе повезло. Ну, а если появится, то прячь Дашу подальше, ее хоть не погуби, если своим длинным языком себя погубил.

–Ты, я смотрю, уже меня похоронил, может, пронесет, а?

–Поверь мне, старому, много я повидал, не пронесет, почитай, вся сотня была, все слышали, как ты с ума сходил. А ревизор этот – такая сволочь … И фамилия у него подходящая: Хряк Онуфрий Онуфриевич, весь жиром заплыл, глаз не видно, сопровождают его всегда четверо отморозков под два метра ростом, такие же жирные и здоровые, как он. Самое любимое их дело – это пытки, пытают они людей не по-людски, а по-зверски. Говорят, учились они этому в Персии, учителя были хорошие, не было у них человека, который бы не заговорил. Я вот что думаю, может, тебе бежать к атаману?

– Нет, не побегу.

–Ты не спеши, подумай, потом поздно будет.

–Скоро война, как вы без меня? А Дашу куда?

–Дурак ты, Коля, тебя на дыбу, а ты рвешься родину спасать. Зачем она тебе, покалеченному?

–Нет, не побегу!

–Смотри сам, ты уже взрослый.

–Остап, у меня к тебе просьба есть. Если что со мной – присмотри за Богданом. Как бы он спасать меня не кинулся, всех тогда я погублю, кто мне мил и дорог.

–Хорошо, друг, сделаю, как надо.

На пятый день после случившегося, к вечеру, я пришел к Даше в казарму, но ее там не оказалось, а поутру приехал ревизор, и сразу меня вызвали к нему. Меня вели к нему под конвоем. Я подумал, что, наверное, полковник вчера спрятал Дашу, он, может быть, узнал, что должен приехать ревизор, и спрятал ее где-то в ауле или в городе. Меня ввели в кабинет, специально подготовленный для пыток. На столе лежали кусачки, молотки, еще какие-то инструменты. Я смотрел на них и думал только про Дашу. За столом сидел очень толстый мужик в зеленом костюме. Казалось, что он вот-вот лопнет на нем. Толстый посмотрел на меня и сказал конвоиру:

–Девку тоже давай.

Конвоиров было трое, и раньше я их не видел. Скорее всего, это те, о которых предупреждал Остап. Значит, приехали вместе с этим толстяком. Один сразу вышел, двое, что остались, привязали меня к стулу, что стоял посреди комнаты и был прибит к полу.

–Ну, расскажи мне стишок, – сказал ревизор.

–Какой стишок?

–Ну, какой ты хотел рассказать казакам?

–Да я просто, ваш бродь, хотел найти сочувствующих, и вам потом сообщить.

–Такие штучки со мной не проходят, эти сказки будешь детям своим рассказывать. Ты еще молодой, лет двадцать на каторге проведешь, потом заведешь семью, детей, если здоровье останется, и вот им расскажешь, они тебе поверят. А мне говори правду, а то мои ребята – мастера на пытки.