Виктор Смирнов - Горькое похмелье

– Атаман Григорьев вряд ли уйдет с Украины. Скорее всего, он взбунтуется и… и даст повод для ответных действий, – правильно поняв Троцкого, сказал сообразительный Склянский. – Что ж, лучше раздавить змею, пока она в яйце.

– Да!.. И разработайте мероприятия по поводу других «батьков», помельче. Сейчас многие атаманы в красных командирах ходят. Тоже опасные союзники… Извините. Я двое суток без сна.

Лев Давидович совершенно по-домашнему улегся на кожаный диванчик, снял очки, положил их на стол и тут же безмятежно, как младенец, уснул. Ладошки под щечкой.

Вацетис и Склянский на цыпочках вышли из штабного отсека.

– Голова! – прошептал Вацетис. – Видит далеко.

Склянский согласно кивнул.

На диванчике штабного отсека мирно спал совершенно штатский, в потертой кожанке и мятых брюках человек, сын арендатора из-под Херсона, создатель Красной армии, сокрушивший – если не в боях, то «катаньем» – белые армии, свирепых крестьянских вождей, немцев, англичан, греков, французов и прочих интервентов. Спал, посапывая и причмокивая. Может быть, ему снилась красавица жена Наташа Седова, дочь донского казацкого старшины, ненавистника «студентов, жидов и прочих революционеров». Наташа без памяти влюбилась в козлобородого революционного трибуна, отказалась ради него от отца и всей многочисленной родни, которая с самого начала почуяла в этом козлобородом будущего палача казачества.

О Революция! Встреча огненной магмы с океаном!

Знаменитый поезд пока стоял. Но время бежало, мчалось, летело…

Стены вокзала кое-где были подкопчены пламенем, вырывавшимся из разбитых окон. Название, впрочем, можно было легко прочесть: «Юзовка».

На железнодорожных путях стояли разбитые и целые вагоны, платформы с углем. И здесь же полусожженный, с дырами от снарядов в обшитых вагонах, бронепоезд «Доброволецъ». Над одним из его вагонов полоскался на легком ветерке белый флаг, символ капитуляции.

Махно въехал на перрон на своем жеребце. Его сопровождала свита. И хотя многие махновцы были перевязаны, а кто и испачкан кровью, все они были веселы.

У конца перрона стояли две артиллерийские упряжки, и здесь же Нестор увидел Павла Тимошенко на крестьянском коньке, с бебутом на поясе.

– Молодец, Павло! – крикнул ему Нестор, указывая на молчаливый и уже вовсе не страшный бронепоезд. – Хорошо уцелил!

– Если б они только знали, что я уже был без снарядов – не сдались бы, – осклабился Павло. – Я пушку страхом заряжал!

Возле вагонов под охраной хлопцев сбилась в кучку команда бронепоезда. В основном это были офицеры в кожанках, черных гимнастерках или английских френчах.

– Пушкари! – крикнул им Тимошенко. – К трехдюймовкам снарядов не позычите?

– Были б у нас снаряды, ты б тут рожи не корчил, – ответил ему капитан с эмблемой броневых сил на левом рукаве кожанки.

– Молодец. Смелый. До донышка, говорите, довоевались? – продолжал веселиться Тимошенко. И обратился к Махно: – Батько, а може, того… я их сагитирую перейти до нашего состава? А бронепоезд чуть подремонтируем, назовем его «Батько Махно».

– Нам бронепоезда ни к чему, – ответил Махно, оценивающим взглядом оглядывая команду бронепоезда. – К тому ж – добровольцы… Порубать их в капусту – и только!

– Это мы в секунду! – ухмыльнулся Щусь.

Махно пошел дальше по перрону, сопровождаемый Чернышом.

– Бронепоезд… – рассуждал он на ходу. – У нас степ. В степу сто дорог, а у бронепоезда один путь…

– Это точно, – согласился Черныш, без особого, впрочем, энтузиазма. – А ты, батько, на карту смотрел? Мы ж здесь, как муха в варенье, в паутине дорог. Донецкий бассейн, словом. Кругом узловые станции… Зажмут бронепоездами – не вырвемся. Тем более что мы без боеприпасов… Опасное место!

– Помогут. Донбасс большевикам во как нужен! – Махно провел ладонью по горлу, отметая опасения начштаба.

В аппаратной он продиктовал телеграфисту:

– «Начдиву Заднепровской Дыбенко, командюжфронтом Гиттису… Нахожусь в сердце Донецкого бассейна Юзовке. Наступаю Ясиноватую, Иловайскую… Захват Таганрога и Ставки Деникина вопрос дней… Также возьму Ростов… Несу большие потери. Срочно нуждаюсь боеприпасах, вооружении, пополнении живой силой… Комбриг батько Махно».

– Открытый текст, могут перехватить! – предупредил Черныш.

– А хрен с ними, пусть боятся! Со страху голова кругом пойдет!

Махно еще не знал, какой сокрушительный удар будет нанесен ему здесь, в Донбассе. На следующий день на станции Юзовка он принял очень вдохновляющую юзограмму: «…Эшелон вооружением боеприпасами вышел Константиновки прямым направлением Юзовка. Встречайте. Командюжфронт Гиттис, начштафронт Тарасов».

– Ну от, хлопцы, – удовлетворенно произнес Нестор. – С утречка попрем на Таганрог, в гости до Деникина. Обед генералу спортим!..

Хлопцы рассмеялись. До чего же весело воевать у батьки!..

Ставка Деникина размещалась на лучшей улице Таганрога – Петровской, которая пролегала от вокзала до самого маяка, перерезая город на две части, словно ножом.

Антон Иванович, небольшого росточка, осанистый, расхаживая по кабинету, говорил начальнику штаба генералу Романовскому:

– Иван Павлович, прошу составить приказ по Вооруженным силам юга России… Идея генерала Врангеля об основном ударе на восток для соединения с адмиралом Колчаком мною окончательно отвергается. Принимаю директиву «Поход на Москву». Основное направление через Харьков, Курск, Орел, Тулу… Предполагаю в первую очередь освобождение Донецкого бассейна и портов Азовского моря. Я должен быть спокоен за тылы. А между тем…

В приоткрытые высокие окна особняка врывалась перекличка судов на рейде Таганрога. Было хорошо видно, как трепещут на морском ветру французские, английские и русские флаги. Тяжело грохотали гусеницы танков на брусчатке безукоризненно ровного Петровского проспекта. Доносился цокот копыт конницы.

– Антон Иванович, Махно сейчас в районе Юзовки, у него около пятидесяти тысяч штыков и сабель.

– Отлично. Он в переплетении железных дорог. Направьте туда все бронепоезда. Это хороший аргумент против бандитских тачанок. Отрежьте его от Девятой дивизии красных конницей Шкуро. Кто там сейчас командует Девятой?

– Бывший подполковник, выпускник Академии Генштаба Молкочанов.

– А-а… – Деникин задумался. – Помню его по Сандомиру. Был командиром Восьмого полка. Нерешителен. Боится охватов. Пусть махновские вояки посмотрят, как умеет бежать Красная армия. Это на них подействует. И вот еще что. Я понимаю… э… гуманность. Но наших офицеров махновцы подвергают жестокой смерти. Поэтому я не возражаю, если этих дикарей тоже не будут брать в плен!