Линар Ильясов - Тихое озеро, волшебная птица…

В конце дня, когда начался дождь, вернулись трое братьев: Бурибай, Туктамас и Аюхан. У Сухайлы, оказывается, они разделились – Каракош с Гиларом поехали дальше, к верховьям Ашкадара, а трое вышеназванных братьев стали искать кочевье главы сухайлинского рода. И лишь перед самым заходом солнца, когда уже отгремела гроза, вернулись Каракош с Гиларом. Итак, поручение хана выполнено: тарханы трёх южных родов получили указания, воины, во главе с Каракошем-десятником, ждут своего вождя в установленном месте, на берегу Мелеуза…

Алтузак-хан и Белес, двигаясь вниз по Мелеузу, добрались до широкой Агидели. На том берегу темнел густой лес. Чтобы добраться до Кунгак-тау, надо переправиться через эту широкую реку, и хан и его молодой воин поехали вниз по течению реки к месту, где можно было бы перейти её вброд. Такое место нашлось быстро – это была порожистая отмель с бурлящими, но не глубокими потоками, – и всадники перебрались на другой берег. Здесь были уже владения бурджан, древнего народа, с которыми у балабашняков были дружественные отношения.

Теперь перед ними открылся прямой путь к Кунгак-тау. Осталось только подняться на безлесную возвышенность, тянувшуюся с севера и ведущую, всё поднимаясь и поднимаясь, к самой горе.

Небо, в отличие от вчерашнего, постепенно хмурилось, наполняясь серыми облаками. К вечеру могла начаться гроза, но не раньше. Пологий гребень, ведущий к вершине горы, был безлесным поначалу. Но далее, впереди, где и начиналась сама Кунгак-тау, был уже настоящий густой лес.

Подъехав к границе леса, стеной стоящего перед ними, Алтузак-хан и его спутник увидели, выложенную кем-то в незапамятные времена, невысокую пирамиду из камней. Это было древнее святилище, предназначенное для умиротворения духов. Кем и когда оно было построено? Возможно, то были древние люди, живущие ещё лишь дарами природы, но уже отчётливо сознающие, что её духи властны над всем их существованием. Ведь говорится в преданиях шаманов, что первые неспящие, положившие начало возникновению тайных братств Хранителей, жили ещё в те давние, сокрытые мраком времена, когда у человека не было коня и лука и людьми ещё не правили ханы. В таких вот местах, наверное, те люди разговаривали с духами, прося у них удачи на охоте или в войне, или исцеления от болезней, – и обозначали эти места такими сооружениями. И каждый путник, пересекающий эту границу, оставлял здесь, на этом магическом месте, какое-нибудь подношение для духов горы. Это было священным действом, поддерживающим равновесие: человек благодарил окружающий мир, почитая его этим жестом, исполненном глубочайшего смысла и тончайшего волшебства.

Алтузак-хан и Белес соскочили с лошадей, и подошли к пирамиде. Здесь давно никого не было: не видно следов человека, не считая самого сооружения. В лесу вовсю щебетали птицы; под высоченной ветвистой сосной, в переплетении её выпирающих из земли корней, копошилась маленькая черепаха; а далее, в тени леса, люди увидели олениху и её детёныша, жёлтым пятном маячившего в зарослях кустарника.

Камни пирамиды зеленели пятнами мха.

Алтузак-хан снял с шеи серебряную цепь с серебряным же украшением, в виде изображения медведя, склонившего голову к передним лапам, и поднял её, зажав в правой руке, над головой, словно показывая всему миру.

– Я Алтузак, хан народа балабашняков. Вступаю в этот лес, на эту священную гору и прошу вас принять этот дар в знак моего преклонения. От чистого сердца я предлагаю этот дар – примите его.

И у границы густого леса, покрывающего Кунгак-тау, хан, предводитель степного народа, что из века в век кочевал внизу, на равнинах, почтительно, обеими руками, положил серебряное украшение на один из камней древнего святилища.

Белес же, достал из колчана несколько стрел, поднял их на раскрытых ладонях кверху, в жесте предложения, и молча, но благоговейно, положил их на камни пирамиды.

Исполнив этот древний священный ритуал, хан и его воин, сев на своих коней, продолжили путь к вершине. Теперь они двигались уже через сплошной лес. Алтузак, как и все башняки, никогда не бывал на этой горе, хотя много раз видел её из степи. Долгий подъём сквозь густой лес давался им с трудом: лошади устали и с неохотой передвигали натруженные ноги. Но вот подъём закончился, хотя это ещё и не конец пути. Они продолжали двигаться вперёд, к оконечности вытянутой в длину горы, где, как Алтузаку привиделось в его сне, должна быть открытая площадка, открывающая вид на бескрайние просторы, уходящие к югу и западу. И в час, когда солнце, лишь изредка появляющееся из-за облаков, поднялось в высшую точку своего пути, путешественники добрались до своей цели.

Всё было так, как в его сне. И та женщина… она сидела в том же положении, спиной к ним.

Алтузак спешился и, велев Белесу оставаться на месте, пошёл вперёд.

– Ты пришёл, хан башняков, – не оглядываясь, сказала женщина. – Я ждала тебя.

– Да, я пришёл.

– Иди сюда, сядь рядом.

Алтузак подошёл и сел возле женщины, сбоку от неё. Этой женщине, со смуглым и обветренным лицом, и чёрными, без единой седины, волосами, достающими до пояса, в равной степени могло быть как тридцать, так и шестьдесят лет. Пронзительный, но абсолютно спокойный взгляд её чёрных глаз таил в себе необычайную силу и, вместе с тем, неземную отрешённость, – и он проникал, как показалось Алтузаку, в самое сердце.

– Я звала тебя, хан.

Она говорила на языке его народа: – чисто и правильно, словно это её родной язык. А может, так оно и есть?

– Сначала, я расскажу тебе, как появилась Агидель. Ты, конечно, знаешь это предание, появившееся здесь задолго до вас. Но я расскажу ещё раз, слушай же, хан, – и женщина начала свой рассказ:

«Дочь Урала, прекрасная Агидель – это сияющая душа всего этого края, великолепием своим радующая людские сердца. А ведь раньше, во времена юности мира, была она прекрасной девой ослепительной красоты.

И узнал о ней Ашак, сын великого правителя, юноша с каменным сердцем. И поехал к ней, уверенный, что Агидель согласится стать его женой. Но она не приняла богатых даров, отвергая, тем самым, его сватовство. Ашак рассвирипел, ведь никогда ещё не испытывал он отказа своим желаниям. Схватив юную деву, юноша бросил её в свое седло и помчался на юг, увозя Агидель. Опасаясь расправы Урала и его грозных воинов, Ашак гнал коня во всю прыть, безжалостно хлестая бока его бичом. А верный беркут Ашака, его охотничья птица, летел высоко над ними, взирая с небес на их путь.

В отчаяньи воззвала Агидель к старому Уралу голосом самого̀ сердца: «Отец мой! Не позволь унести меня! Не вынести мне разлуки с Родиной!» И взмахнул Урал своим бичом, свист которого разрезал воздух до самого неба так, что беркут Ашака заметался в испуге кругами. И ударил хлёстко о землю, и громоподобный щелчок расколол саму землю перед конём Ашака. Провалился конь под землю, и разлом над ним начал смыкаться.