Юрий Шестёра - Мангазея

– Это, конечно, так, но все-таки… – неопределенно произнес тот, принимая у воеводы ручные часы.

– Никаких «все-таки»! Следуй народной мудрости: «Дают – бери, бьют – беги», – усмехнулся воевода. – И не забывай раз в сутки подзаводить пружину. – Он показал, как это делается. – Ибо сверить истинное время в походе, ежели часы вдруг остановятся, у тебя, поверь, не будет никакой возможности. И еще – старайся резко не встряхивать их либо тем более не ронять. У них, к сожалению, пока еще очень хрупкий механизм.

– Как раз в условиях похода… – вырвалось у Афанасия, и он с испугом посмотрел на воеводу, тут же с раскаянием уяснив всю бестактность своего замечания.

Тот же только усмехнулся:

– У тебя вроде бы голова в порядке и не зря же на плечи посажена, так что и соображай ею…

– Понял, Роман Федорович! – смущенно произнес Афанасий.

Затем посмотрел на широкий Иртыш, несущий свои воды в полноводную Обь и далее, до самого Студеного моря [11] Студеное море – поморское название Северного Ледовитого океана. . «Скоро осень. Надо бы поторопиться – путь до Мангазеи не так уж и близок, где-то около двух тысяч верст. А там, на месте, и решим с местным воеводой все вопросы по подготовке к походу», – подумал он.

И решительно направился к пристани, чтобы познакомиться с кормчим [12] Кормчий – человек, стоящий у руля. Значение слова «кормчий» включает не только управление рулем (выдерживание курса), но и управление судном вообще. коча, на котором вскоре пойдет в плавание со своей командой казаков в Мангазею почти за две тысячи верст.

От пристани Тобольска на веслах отвалил коч и медленно стал выходить на стрежень Иртыша, чтобы спуститься по его течению до полноводной Оби, а затем и до ее устья.

– Ну что, Афанасий, вот и подошло время ворочать вправо. Вишь, как широка Тазова губа, почитай, почти как Обская, верст двадцати, никак, будет. Не зря же ее вкупе с Обской губой и Мангазейским морем прозывают, – озабочено сказал кормчий, удерживая руками водило руля. – Ведь и по Иртышу, и по Оби-реке плыли по течению, а теперича придется волей-неволей идти вспять течению уже Таза-реки, – вздохнул он. – Одна надежа на ветер, который хоть и несильный, но вроде как тянет от захода солнца.

– Почему так думаешь, Тихон? – с недоверием, но с надеждой, спросил тот.

Кормчий снисходительно усмехнулся:

– А ты, сухопутный человек, глянь-ка на поверхность воды Тазовой губы. Видишь рябь на ее поверхности? – Афанасий утвердительно кивнул головой. – Ведь Таз-река-то течет с восхода солнца, а ветер противится ее течению, вызывая тем самым эту самую рябь. Вот так-то, мил человек! – победоносно глянул на него кормчий.

– Сразу видно, что ты, Тихон, опытный мореход! – уважительно заметил Афанасий.

– Ты прав, – самодовольно ответил тот. – Я ведь плавал не только по рекам к городам сибирским, но и ходил Мангазейским морским ходом, издревле известным поморам. На своем коче четыре лета тому назад вез из Архангельска-города всякие немецкие товары и хлеб, потому как в мангазейской мерзлой земле оный не родится. В Карскую губу от Двины-реки шел две недели. А из Карской губы в Мутную реку вверх до волока на Ямале шел еще пять дней. Здесь пришлось коч волоком тащить версты полторы. А от верховьев Зеленой реки до Мангазеи ходу еще две недели.

Афанасий окинул взглядом коч длиной около шести саженей [13] Сажень – русская мера длины, равная трем аршинам (2,13 м). и шириной где-то не менее двух с половиной.

– И вот эту махину нужно тащить по земле? – ужаснулся он.

– Почему же это по земле? Тащить, вернее, тянуть коч надо по каткам, по не очень толстым обрубкам стволов деревьев, – пояснил Тихон, – которые после прохождения их кормой снова подкладывают под нос судна. А для облегчения строят ворот, для чего пешнями долбят вечную мерзлоту почти на сажень. Навивают на него длинную и крепкую вервь, то бишь канат, конец которой крепят к носу коча, и, вращая этот ворот за рукояти, вспомогают артельщикам тащить его. И тем не менее должен сказать тебе, что работа эта аховая. Пот заливает глаза, плечи гудят и ноют от канатов, перекинутых через них, а полчища треклятого гнуса [14] Гнус – мелкое летающее насекомое, мошкара, а также, в старину, всякое существо, наносящее вред. едят поедом. Махнешь при случае ладонью по лицу, и она становится красной от крови. Причем, заметь, твоей же, – рассмеялся он. – Однако эта работа артельная, милая сердцу русского человека. К тому же должен заметить, что сейчас мы плывем на малом речном коче, а вот кочи, пригодные для морского хода, будут, почитай, раза в полтора поболее.

– О Господи! – только и смог произнести Афанасий, подавленный рассказом кормщика.

А тот снова усмехнулся:

– Вот так-то вот, мил человек! – а затем, как бы невзначай, заметил: – Ты, как я слышал краем уха, собираешься вроде как с отрядом в поход из Мангазеи на Турухан-реку?

Теперь усмехнулся уже Афанасий:

– Сорока эту новость на хвосте принесла?

– Да вроде того, – не стал лукавить Тихон.

– Стало быть, сорока права, – ничуть не удивился тот осведомленности кормщика: ведь об этом только еще готовящемся походе знало уже с дюжину человек, а Тобольск-то по своим размерам далеко не Москва.

– Тогда и тебе придется хлебнуть лиха из этой же чаши. Хотя, думаю, туда вы пойдете на дощаниках [15] Дощаник – плоскодонное несамоходное деревянное речное судно небольшого размера с палубой (или полупалубой) и одной мачтой, использовавшееся главным образом для транспортных целей на большинстве рек России. , ибо даже на малом коче негоже идти в неведомые земли.

– Это почему же? – заинтересованно спросил Афанасий, сразу же забыв о досаде.

Тот смерил его удивленным взглядом, явно озадаченный непонятливостью предводителя казаков, а затем пояснил:

– Волок на Ямале с давних пор был известен поморским мореходам, да к тому же он почти ровный и не такой уж и длинный. А вот что ждет тебя на волоке между Тазом-рекою и Туруханом – одному Господу Богу известно, – и истово перекрестился. – А если он, не дай Бог, будет, пускай хоть и немного, в гору да длиной в несколько верст? Как вы тогда сможете перетащить через него коч, пусть даже и малый? А вот дощаники вам будут в самый раз, потому как у них, заметь, дно-то ровное, хотя и с ними придется изрядно попотеть. А теперь сам смекай, что к чему…

Афанасий ненадолго задумался, осмысливая слова опытного кормщика, а затем благодарно посмотрел на него:

– Спасибо тебе, Тихон, за мудрые твои слова! Ты, безусловно, прав, – согласился он, – на Турухан надо идти именно на дощаниках.