Роберт Лоу - Дорога китов

Мы добрались до очередной рощи, когда начало темнеть и появились звезды. Костров не разводили, а ночь выдалась холодная, поэтому те, кто поленился тащить с собой плащи, дрожали как никогда, озябнув после жаркого дня. Мы разделили плащи, закутались по двое и по трое и заснули. Огромные звезды и луна залили степь серебряным светом ясной ночи.

Занялся рассвет. Мы поднялись, дрожа от холода и недосыпа, и собирались, кашляя, пердя, чихая и жуя. Справили перед выходом нужду и разобрали свои пожитки.

Ночью вернулся с новостями Нос Мешком. Могилу нашли, нашли также и Вигфуса, которого чутье вело, как мне показалось, следом за Хильд. Стейнтор остался следить за входом.

Эйнар выслушал, кивая, и хлопнул разведчика по плечу, потом оглядел лица людей, в нетерпении собравшихся вокруг, словно волчья стая перед охотой, и улыбнулся.

― Это край густых лесов, ― сказал он. ― Тут полно промоин, некоторые из них совсем отвесные и поросли кустарником, так что смотрите под ноги. Наш враг находится не далее чем в часе ходьбы отсюда, вход расположен высоко в склоне оврага, к нему ведет тропа со ступеньками. Если повезет, мы поймаем их в ловушку и выкурим оттуда.

Он посмотрел на меня и улыбнулся еще шире, обнажив острые, как клыки, желтые и блестящие зубы.

― Похоже на медвежью охоту, да, Орм?

Все фыркнули. Эйнар втянул их в это предприятие, пообещав легкую победу и заманив везеньем Убийцы Медведя, члена отряда. Трудно было им не восхищаться.

Нос Мешком не ошибся насчет промоин и кустарника. Я от души радовался, что не падаю, несмотря на лодыжку, но трудная дорога окончилась входом в глубокий овраг с отвесными стенками, посредине которого плескалась речка. Когда Нос Мешком молча дал знак остановиться, я с радостью сел; лодыжка болела, будто ее проткнули раскаленным прутом.

Мне хотелось взглянуть на ногу, но я не решался снять сапог или размотать повязку, потому что знал, что лодыжка распухла, как брюхо дохлой овцы. Поэтому я просто встал в речку, холодная вода налилась в сапог и немного уняла боль.

Щебетали птицы, гудели насекомые. Мы шли по реке, прямо к отвесному утесу, похожему на скалу. Поток заворачивал и исчезал, и я услышал отдаленный гул водопада. Зной лишал сил, дышать было нечем, даже ручей не давал прохлады. Вдруг настала странная тишина. Исчезли даже многочисленные насекомые.

Вскоре появились Стейнтор и Нос Мешком. Они шли открыто, с таким видом, словно нам ничто не угрожало.

― Они вошли туда примерно два часа назад, ― сказал Стейнтор, вытирая рукавом вспотевшее лицо. ― Остановились у подножья этих ступенек вчера ночью, утром срубили все высокие деревья, какие могли найти, чтобы сделать мост. Потом поднялись.

Все увидели ступени, грубо вырезанные с одной стороны оврага. Я пошел туда, и что-то мокрое ударило меня по голому предплечью. Я рассеянно потер это место, потом разглядел каплю ― вода, но с песком.

Я посмотрел на странное небо медного цвета и пожалел, что с нами нет моего отца, потому что он понимал погоду лучше, чем кто-либо, а такой погоды я еще не видывал. Потом мне случилось пережить такое дважды: когда торговал на Черном море и в Серкланде.

Эйнар оставил дюжину человек у себя за спиной и повел остальных по ступенькам. На верхней площадке, где хватало места только для одного или двоих, мы увидели голый утес, за который заворачивал поток. Он начинался внизу, вырываясь водопадом из дальней стены. До нас долетала водяная пыль, и странно, что от нее веяло прохладой.

Между утесом и широким выступом лежал шаткий мост из стволов деревьев, которые срубили Вигфус и его люди. По ту сторону моста на выступе валялись кости, рядом торчало что-то вроде тонких стволов или... кольев.

Стейнтор ухмыльнулся на наше смущение, потому что побывал здесь раньше всех и все уже видел.

― Могильные воры прежних времен, ― сказал он, указывая рукой в сторону. ― Смотрите ― там остатки копья с противовесом, оно вылетало вверх, стоило лишь ступить на это место.

― Ловушки, ― подытожил Эйнар.

Слово подхватили, оно искрой пронеслось над головами стоявших на ступенях людей.

― А ловушки, ― громко добавил он, чтобы не оставить сомнений, ― предвещают сокровище.

Он подошел к бревенчатому помосту и в три шага перемахнул на выступ, осторожно приближаясь к месту, откуда торчали остатки копий. Кетиль Ворона двинулся следом, а обычно неунывающий скалозуб Скарти опасливо остановился, с тревогой глядя на пропасть под шаткими бревнами и таящий опасности выступ. Пот стекал по его изрытому оспой лицу.

Все терпеливо ждали. Раз люди Вигфуса прошли здесь, думал я, то опасность невелика, но все же лучше, если первым пройдет кто-то другой. Когда Скарти добрался до безопасного места и обернулся с радостной усмешкой, все приветствовали его радостными криками.

На выступе, который был шире и длиннее, чем казалось от реки, скопилась еще примерно дюжина наших; остальные остались на ступеньках. Ветер свистел и вздыхал в овраге, шевелил сухую, как трут, щетинистую траву, и нес долгожданную прохладу.

Здесь был вход, когда-то заложенный камнем; теперь стена была разрушена и громоздилась грудой обломков из слепленных друг с другом камней. Иллуги Годи подобрал один из них, повертел в руках. На нем были символы или остатки таковых. На обеих сторонах виднелись какие-то знаки, почти стершиеся от времени, и я с удивлением увидел, что это искаженная латынь ― я узнал слова «Dis Manibus», узнал «ala» и начал разбирать остальные.

― Тот большой говнюк с данской секирой, ― сказал Стейнтор, указывая на обломки кладки, ― он умеет пользоваться и тупым концом.

Я вспомнил желтую бороду, ухмылку, секиру, и содрогнулся.

― Его зовут Болеслав, ― продолжал Стейнтор, ― сакс, я думаю. Силен, силен. Прорубил ход через эту... штуку.

― Римляне, ― сказал Иллуги Годи. ― Я слыхал об этом. Они делали смесь и налепляли ее, как глину, а она твердела и становилась как камень.

― Что за пометки? ― спросил Эйнар, вздрогнув, когда внезапный порыв ветра бросил в нас пылью.

Иллуги пожал плечами.

― Предостережение? Проклятие? Просьба постучать? Я едва могу разобрать, что там накарябано.

― Латынь, ― вмешался я, проводя пальцами по символам. ― Здесь сказано, что это могила Спурия Денгика, хана Кутригури. Принесен сюда, чтобы быть похороненным под присмотром Рима братом, другом Рима, Эрнаком.

― Спурий Денгик? Это римлянин, а не гунн, ― сказал Эйольв, которого все звали Финнбоги, потому что он был из гуннов.

Иллуги, который тоже кое-что знал, ответил:

― Ему дали правильное имя из-за могильника, оказав честь, которая соответствует его положению. Но ни одна достойная римская семья не захотела бы, чтобы родовое имя связывалось со степняком, так что правители нашли семью, которая вымерла, только имя и осталось. Всех приемных римлян называют Спуриями, ― закончил он.