Геннадий Андреев - Белый Бурхан

— Завтра в Кырлык съезжу, — решил Яшканчи, — поговорю со стариками, совета попрошу. Да и Чета Чалпана надо разыскать, передать ему привет от Оинчы…

Адымаш не отозвалась — она уже крепко спала.

Кырлык — это горстка разбросанных как попало чадыров и аилов, два-три деревянных домика с плоскими крышами, над которыми торчали длинные и кривые трубы, слепленные из глины и мелких камней, разбитых казанов и дырявых ведер. Позади некоторых жилищ тянулись полоски ячменя и табака. Но в Кырлыке жил свой кам, что уже само по себе давало этому стойбищу вес не только у алтайцев, но и у русских, которые называли его деревней.

Новый человек здесь-событие. Лишь стоило Яшканчи появиться у первого аила, как к нему устремилась ватага ребятни и свора собак, следом за которыми вышагивали строгие старики с узловатыми палками в руках. Яшканчи спешился, повел коня в поводу, заранее вытянув руку, которую торжественно и с готовыми приветами на сухих губах сразу двумя руками начали пожимать те, кому по старшинству положено приветствовать гостя.

— Какие новости в горах?

— Как орусы свою дорогу строят и зачем она Алтаю?

— Почему бы ту дорогу через Кырлык на Карагай не пустить?

— А правда ли, что на той дороге можно денег на целую отару заработать и сразу стать богатым?

Удовлетворив первый пласт любопытства, Яшканчи начал отвечать на второй его пласт — более тяжелый.

— Не жену ли ищет себе гость?

— Не купит ли гость скот на мясо?

— Кого из знакомых в Кырлык искать приехал? И тут Яшканчи, отмахнувшись от других вопросов, ответил на самый последний:

— Я ищу Чета Чалпана. [143]К нему приехал. Тотчас все притихли: имя пастуха пользовалось уважением. Но зато истошнее заголосила ребятня и свирепее залаял и одуревшие от шума и суетни собаки.

— На яйлю он! Утром уехал!

И вдруг все расступились: к Яшканчи шел кам. Остановился, бесцеремонно осмотрел гостя, точно он был не человек, и диковинный зверь, спросил хрипло:

— Меня ищешь?

— Нет, кам мне не нужен.

Ядовитая ухмылка дрогнула на тонких потрескавшихся губах грозы и пророка затерянного в горах стойбища:

— Я — кам Яжнай! Меня все горы и долины знают!

— Я не знаю. Из всех камов знал только Оинчы.

И тотчас будто маска слетела с лица Яжная: улыбка стала заискивающей, глаза забегали, на щеках заиграл легкий румянец, обе руки поспешно поплыли навстречу гостю:

— Как же, как же! Оинчы — знаменитый кам! Это у него на камлании ржут целые табуны лошадей, летают птицы над головами, роняя перья в огонь, скалы разваливаются от одного его взгляда, люди деревенеют и не чувствуют боли, если даже у них горят сапоги… Как же! Кам Оинчы — великий кам!.. Он будет у тебя в гостях?

— Он уже был у меня в гостях! И сказал, чтобы я кочевал в Терен-Кообы к Чету Чалпану, которого выбрало само небо для великого дела!

Переглянулись старики, двинулись, постукивая палками, к Яжнаю, тесня его от гостя, который сам отказался от кама. Теперь каждый из них спешил зазвать гостя в свой аил, к своему очагу: человек, которому великий кам доводится не только хорошим знакомым, но и дает таинственное поручение особый человек! И новостей у него много, и послушать его рассказы праздник…

Подумав, Яшканчи все-таки выбрал кама Яжная:

— Может, совет хороший дашь?

— Слышали? — строго спросил кам Яжнай у собравшихся. — Друг самого кама Оинчы приехал ко мне за советом!

В его глазах горела нескрываемая радость: как бы ни презирали вы меня, своего кама, здесь, в Кырлыке, чужие люди более почтительны ко мне! — Будь моим гостем!

У Яжная не было ни араки, ни мяса. Только чашку перекисшего чегеня мог он предложить гостю. А когда тот отказался, начал жаловаться:

— Плохой народ в Кырлыке! Эрлика забыли даже старики, которым завтра уходить за горькой солью и пить воду из реки Тойбодым. [144]Кермесов даже сопливые мальчишки не боятся! Духам не жертвуют, обо обходят стороной, будто это простые груды камней… Разврат и срам кругом! Женщины мужчин своего сеока по именам называют!.. Кермежеков и тех не угощают аракой и не окуривают дымом из трубки… Даже мне, своему каму, лишней горсти ячменя не дадут!

На самом видном месте у Яжная висел бубен — лунный диск с рукоятью в форме головы с немигающими медными пуговицами вместо глаз. Если судить по толстому слою пыли и копоти на коже, Яжнай уже и сам не помнил, когда брал его в руки последний раз. Оттого и жалуется на людей, что те отвернулись от него?

— Может, ты плохой кам? — равнодушно спросил Яшканчи, поняв, что никакого совета от Яжная он не получит. — Тебя боятся и потому не любят. Я знал одного такого кама…

— Я — хороший кам! — обиделся хозяин аила. — Я не потакаю им, не поддакиваю, не заглядываю в рот и за это они меня не любят! Ты, вот, кама Оинчы знаешь… Любят его?

— Любят и уважают.

— А он сам уважает кого-нибудь? — прищурился Яжнай.

— Чета Чалпана уважает, к нему и послал меня.

— Сам Оинчы уважает? — ужаснулся Яжнай. — За что же его, подлого, Оинчы уважать?! Он же против всех камов и всякой власти! Собака, говорит, жиреет, когда скот болеет и дохнет, а кам всегда богато живет среди нищих аилов! С собакой меня сравнил! А разве я богато живу? Я беднее всех в Кырлыке!

— Да, — согласился Яшканчи, — богатым тебя не назовешь…

— А я что говорю! — обрадовался Яжнай. — Я — честный кам, настоящий! Потому и живу бедно, что ругаю и всех…

Яшканчи вздохнул:

— Может, не ругать надо людей, а помогать им? Чего люди от кама ждут? Ласкового слова и совета! А тот кам, который только ругает и грозит всеми карами, — плохой кам! Настоящий кам — друг и учитель, советчик и помощник, заступник перед Эрликом в трудном деле жизни! А ругать людей и без тебя есть кому…

Яжнай насупился, капризно оттопырил губы, прикрыл глаза веками, только узкие щелки в упор уставились на Яшканчи — будто просвечивая или прожигая его:

— Я — кам! Меня должны бояться люди и духи! Яшканчи уже надоел этот спор:

— А знаешь, почему Оинчы — великий кам, а ты — нет?

Глаза Яжная широко раскрылись, вспыхнув зеленым кошачьим огнем:

— Скажи!

— Кам Оинчы верит всем людям.

— Врешь ты все! — сказал Яжнай зло и устало — И кама Оинчы ты в глаза не видел, и к Чалпану он тебя не посылал!

Яшканчи хотел ответить шуткой, чтобы смягчить гнев Яжная, но не успел дверь-эжик аила распахнулась, и вошел моложавый подвижный алтаец в теплом стеганом халате, перехваченном широким кожаным ремнем, в войлочной шляпе с вислыми краями и широких казахских сапогах с кошемным чулком. Минуя взглядом хозяина аила, шагнул к его гостю:

— Здравствуй, Яшканчи! Мальчишки прискакали на яйлю и сказали, что ты привез мне какие-то новости от Оинчы.

Яшканчи встал, крепко стиснул ладони Чета: