Юрий Рожицын - СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ

Нелегко дается Косте общение с гитлеровцами. Приходится следить за каждым жестом, взвешивать каждое слово в разговоре, ожидать очередной подвох. Недоверие друг к другу заложено в самой основе нацизма. Недаром любят они копаться в прошлом своих сторонников и врагов, надеясь найти компрометирующие проступки, и держать тех и других на коротком поводке...

Сергей, разрумянившийся после фехтования, стремительно ворвался в комнату и потащил друга за собой в парк. Спустились по лестнице, прошли мимо бесцветной немки неопределенного возраста, прибирающей виллу. С ней здоровались по утрам да благодарили за мелкие услуги. И она с разговорами не навязывалась, не в пример Ценнеру.

— Загонял я фрица, — весело сообщил Сергей, когда они оказались в парке. — Он и приемы знает, а я заставил его искать пятый угол.

— И зачем тебе фехтование понадобилось?

— Лучше рапирой заняться, чем над книгами киснуть. Никто не появлялся?

— Будто в пропасть провалились. Надоело мух считать. Такие события разворачиваются, а мы от своих отрезаны казарменным положением. У меня скоро мозоли на боках вырастут.

— Батя рассказывал, на приисках старатели горы земли перелопатят и ни золотники, а где-нибудь ударят кайлом и самородок вывернут. И здесь, ждем, ждем, потом как оглоушат, глаза на лоб полезут...

— Оглоушат! — усмехнулся повеселевший Костя. — Тут оглоушат, мозги набекрень вывернутся... Штурм Берлина приближается, а у нас не у шубы рукава.

— Дядя Саша маху не даст, старый вояка!.. Знаешь, Костька, и мне уже невтерпеж среди черномундирных болтаться. Считай сколько времени нами зря потрачено!

— Надоело, действительно, под завязку. Мне даже не верится, что скоро всему конец придет!

— Посидеть бы с Женькой у камелька, а ты бы на пианино своего Бетховена сыграл...

— Не смеши, чалдон, — рассмеялся Лисовский. — Тебя у камелька стальными цепями не удержишь, и Женевьева ничего не поделает.

— Это ты зря. Я милай, к хлеборобскому делу приучен, с землей привык нянчиться...

Штурмбаннфюрер, чувствовалось по его поведению, откровенно радовался предоставившейся возможности пересидеть смутное время в затишье. Парни понимали, что немало с ним горя хватят, но не знали, как избавиться от эсэсовца. Сергей даже вызвался серьезно его ранить: «А че, будем фехтовать, я ему в шею рапирой ткну и скажу, что так и было». Костя урезонил друга, сообразив, что ранение Ценнера принесет им одни неприятности. Скорцени знал драчливый характер Груздева, мог разозлиться за своего заместителя. Нехотя Сергей согласился с земляком...

— Земля к севу поспевает, — ковырнул носком сапога почву подошедший эсэсовец. — Жена пишет, что семена подготовлены, лошади сил набрались, плуги и сеялки отремонтированы. Не знаю только, кто будет сеять, — вздохнул он. — Восточных рабочих на завод забрали, а у меня двести девятнадцать моргенов пашни. Женщинам да старикам с ней не управиться... На Украине подыскал имение, да чуть жены и детей не лишился. Партизаны и дом сожгли, и скот угнали, и зерно разграбили... Нужно было уничтожить славян под самый корень, — рассвирепел Ценнер. - Не довели мы до конца предначертаний фюрера и теперь расплачиваемся. Наше мягкосердечие затянуло войну, отсрочило победу...

Лисовский удивленно уставился на эсэсовца. Если тот всерьез верит собственным басням, то непонятно, какими качествами он прельстил Скорцени, который окружил себя хитрыми, изворотливыми, беспринципными головорезами? Может, исполнительностью, готовностью браться за грязные дела, участвовать в которых брезгуют даже сподвижники оберштурмбаннфюрера? Эта догадка навела Костю на тягостные размышления о задуманной Скорцени операции. Если выяснится ее палаческий характер, придется, ни перед чем не останавливаясь, сорвать эту акцию, уничтожить ее исполнителей.

Глянул на Сергея, у того от приступа неистовой ненависти лицо словно мелом покрылось и бешено раздулись ноздри. Да, с Ценнером каши не сваришь, общий язык, как с Отто Занднером, не найдешь...

События развернулись с непостижимой быстротой и врасплох захватили друзей. Туманным дождливым утром, когда они с Ценнером завтракали в столовой, в размеренную тишину дремотной виллы ворвался гул автомобильного мотора и частая резкая трескотня мотоциклетных двигателей. Сергей оторвался от тарелки, прислушался, вопросительно взглянул на штурмбаннфюрера, но тот невозмутимо продолжал действовать ножом и вилкой. Костя тоже замер, обратился в слух, но шум смолк, зато на лестнице послышались четкие твердые шаги. Раздался требовательный стук в дверь.

— Войдите! — отозвался Ценнер, вытирая салфеткой жирные губы.

— Хайль Гитлер! — приветствовал вошедший эсэсовец. — По приказанию оберштурмбаннфюрера Скорцени в ваше распоряжение прибыл унтерштурмфюрер Грассман. Приказано передать вам пакет!

Ценнер сорвал салфетку с шеи и, небрежно скомкав, швырнул ее на стол. Взял пакет, выдернул нитку, сломал сургучные печати, прочитал и повернулся к парням:

— Через двадцать минут выезжаем, будьте готовы. «Мерседес» сопровождали три вооруженных мотоциклиста, а рядом с водителем уселся унтерштурмфюрер с автоматом. Ценнеру и парням отводилась роль безгласных пассажиров на заднем сидении при зашторенных стеклах. Едва выбрались на окружную дорогу, шофер включил сирену, устрашающие сигналы подавали и мотоциклисты. Встречные и попутные машины жались к обочине, освобождая середину шоссе крикливому кортежу.

Сергей пристроился у дверцы, удобно вытянув ноги. Костя сидел посередине. У него чуть заметно подергивалось левое веко. Тик начался после вынужденной посадки в Бельгии.

У Груздева окаменелое лицо, чуть сощуренные глаза. Ничто не выдает его беспокойных и тревожных мыслей. Удивляло, зачем понадобился такой эскорт? Что-то раньше не приходилось видеть, чтобы незначительных по чину и занимаемым должностям эсэсовцев столь строго охраняли. Выходит, никто не должен видеть пассажиров лимузина, никому они не должны показываться.

Вскоре Сергей приноровился и сквозь узкие щелочки в зашторенных оконцах пытался определить, куда они держат путь. Да разве поймешь, когда на дорогах все смешалось, колонны солдат и боевой техники двигаются навстречу друг другу, опустели деревни и хутора, по обочинам тянется бесконечный поток беженцев? Будь рядом Отто, тот бы сразу определил, в какую сторону везут парней, зачем понадобилась вооруженная охрана.

А немцы не теряют времени даром, готовятся к смертельной схватке за Берлин. На полях свежими брустверами выделяются траншеи и окопы, оплетенные рядами колючей проволоки, маскируются стальные колпаки огневых точек, в перелесках заняли боевые позиции артиллеристы, из-за деревьев выглядывают стволы тяжелых орудий, у мостов через речки и каналы затаились тонкоствольные зенитки. Не надеются гитлеровцы на свою оборону на Одере, в глубоком тылу возводят укрепления. Скорей бы смести фашистскую нечисть с земли, сбросить и сжечь ненавистный мундир с вражескими регалиями, снова оказаться среди своих!