Тим Уиллокс - Религия

Отвернул лицо от кровавого фонтана и отдернул меч, чтобы блокировать удар ятагана сверху, одновременно поднимая голову и нащупывая ногами опору, ударил гребнем своего мориона в лицо нового противника. Брызнули кровь и пот; он быстро ударил булавой, все еще держа ее у самой головки, погрузил пику в подбородок снизу и услышал хруст кости; человек забился, словно тунец на гарпуне, кровь хлынула из ноздрей и глазниц. Тангейзер, прикрываясь своей новой жертвой как щитом, ринулся в общую свалку. Пока турецкие клинки отсекали руки торчащему на пике мертвецу, Матиас орудовал миланским мечом. Вот сталь заскребла по кольчуге — меч пронзил чей-то живот и наткнулся на позвоночник. Он выдернул меч, вдохнул и выдохнул сквозь стиснутые зубы, бросил исколотый, лишенный рук остов человека к подкосившимся ногам следующего противника, который пошатнулся и упал на четвереньки. Тангейзер перехватил булаву ближе к краю рукояти, ударил и убил его одним ударом. Торчащие лезвия вошли в череп сзади, окрасив белую шляпу красным.

Тангейзер распрямился, вдох-выдох, и утер пот. Он тяжело дышал. Грудь сдавило, в горле скребло. Он чувствовал слабость и тошноту. Он слишком поторопился. Надо осадить назад.

Толпа янычаров подталкивала друг друга плечами в безумном желании перевалить через насыпь — для оружия не хватало места, щиты наползали друг на друга. Найти просвет. Проглотить едкий комок желчи. Убить его, убить их, убить их всех. Меч соскользнул с его шлема, задел оплечье. Ткнуть его пикой в кишки, рубануть мечом по шее. Противник продолжал сражаться, стоя на коленях; ослепленный фонтаном крови из собственных артерий, он все еще пытался попасть мечом в просвет между частями доспехов Тангейзера. Тангейзер прикончил его, ударив в висок, и отступил на шаг назад. Еще шаг назад. Держи их на расстоянии. Он ударил мечом по бедрам, вонзил меч в живот, рубанул по груди, глубже, повернуть. Не смотреть ему в глаза. Он покойник. И дыши, дурак, колени не напрягай, не обращай внимания на боевые крики. Шаг назад. Движение слева, внизу, лицо во рву, ударь его по глазам, забудь о нем, смотри вперед, шаг назад, вот он, блокировать удар, для сложных выпадов нет места, поединок лицом к груди, дыхание горячее и кислое, он силен — неужели? — удар рукоятью меча, распороть его, ударить по плечам, пронзить ему грудь, умри, умри, ударить в живот и вынуть меч, снова удар, снова вынуть и еще стали в глотку за султана, и шаг назад — а вон там… — нет, пока что шаг назад, спокойно, дыши, утри пот, отдышись. Все еще слишком далеко внизу. Ничем не защищенный. Десять секунд передышки. Или пять. У него не было выбора.

Тангейзер оперся на меч и тяжело задышал.

Прошло всего десять минут, а он ощущал себя уставшим до смерти и опустошенным. Его тело уже умоляло о легком перекусе и восьми часах сна. Где сила и задор, которыми он некогда обладал в избытке? Тангейзер был потрясен. Он никогда не сражался с людьми, которых так трудно уничтожить, которые так неохотно умирают, даже когда уже мертвы. Эти янычары маньяки, а он нет, больше нет. Ночь расстилалась перед ним, и он не видел ей конца. Он боялся не смерти, а напряжения. Но к нему пришло второе дыхание. Либо так, либо братская могила в окровавленном рву. Вперед, на звон меча и свист молота, Гийом де Кверси и Августин Виньерон удерживали позицию в зеве пролома, каждый от шлема до колен заляпанный запекшейся кровью; их бороды были спутаны и блестели, словно они засовывали их в бочонок с черной патокой.

Тангейзер вспомнил о гордости. Он не позволит посрамить себя паре французов.

Втроем они стояли плечом к плечу перед возвышающимся редутом из мертвых тел, доходившим им до колен, и продолжали поражать врагов, перелезающих через завал из своих мертвецов. Все происходило жестоко и быстро: дубинка, копье, клинок, — мальтийское ополчение, вооруженное пиками, отважилось продвинуться вслед за ними, давая им возможность передохнуть минуту-другую. Голубые одежды начали увязать в стене копий, и новый град хумбарас взлетел по дуге над курганом. Тангейзер присел, защищаясь от них, а копейщики в беспорядке бросились назад. Ольховые древки загремели, когда между ними запрыгали желтые огни. Те, на кого попало горючее месиво, бросились к бочкам с водой, но каждый был здесь за себя, потому что бочек на всех не хватало. И за это мгновение все изменилось, потому что на освободившееся место, которое покинули копейщики, из рва бросились гази султана, и атака на курган трупов возобновилась, и вот, в проломе стены, три брата по оружию оказались окруженными с флангов.

— Спина к спине! — проревел Кверси.

Боевой молот Кверси блеснул, копье воткнулось в чье-то лицо до самого древка. Тангейзер развернулся, и три оплечья зазвенели, ударяясь друг о друга. Плечом к плечу в кольце врагов стояли они, и все их враги искали возможности лично поприветствовать их. Словно стая загнанных в угол волков, они рвали и крушили все, что пыталось до них дотянуться, неверные удары со звоном отскакивали от их доспехов, а они понемногу уступали отвоеванную раньше землю, пятились назад через огни к своему строю, ступая ногами по ненадежной поверхности из дымящихся и порубленных тел.

Густой запах горящей человеческой плоти показался вдруг аппетитным, рот Тангейзера наполнился слюной. Какой-то бледнокожий юнец сам наткнулся на острие меча Тангейзера. Он рвался вперед с таким неистовством, что его грудь тяжело ударилась о гарду. Тангейзер прикончил пронзительно вопящего юнца уколом в сердце, и, как фермер подбрасывает вилами сноп пшеницы, отшвырнул того в сторону, а ему в голову уже несся меч; он парировал удар рукоятью булавы, тут же рубанул итальянским клинком по ноге, твердой, как древесина кедра. Противник упал на колени, Тангейзер погрузил меч ему в грудь, и вдруг неудержимая волна тошноты поднялась из его желудка, булава повисла на петле, а он согнулся пополам над мечом, обеими руками навалившись на рукоять, и его вырвало потоком желчи и слизи прямо на лицо человека, испускающего предсмертный крик. Тангейзер зажмурил слезящиеся глаза; от желудочного спазма клинок еще глубже ушел в тело. Тангейзер стоял, опираясь на меч, пока не прошел приступ, потом он плюнул, высвободил лезвие меча, отпихнул тело ногой, заморгал, замотал головой… Пот и слезы застилали его взгляд, и сквозь мерцающую завесу он разглядел две головы в высоких шапках, надвигающиеся на него. Он собрался, чтобы отразить их удары, но просвистел зазубренный клинок, и обе головы исчезли разом, остались половинки черепов с месивом из глазных яблок, мозгов и тягучих алых нитей. Вторую пару плеч венчала распоротая глотка и половина набора зубов; когда верхняя часть головы скрылась из виду, Матиас увидел, как Борс взмахивает громадным двуручным мечом, нацеливая его на третью голову, поднявшуюся изо рва.