Грэм Шелби - Клятва и меч

Элиза еле слышно спросила, разглядывая узор на плетеной циновке под ногами:

– И что же… что же вы ей ответите?

– Не знаю.

Элиза подумала: «Зато я знаю, что ты ответишь. И как к этому отнесусь я. Вот почему Матильда обязательно приедет».

Варан, волоча ногу, ковылял через внутренний двор и на повороте едва не столкнулся с сержантом Моркаром.

– Дьявол, что ты здесь делаешь? – недовольно спросил Варан.

– То же, что и вы, констебль. Я услышал звон сигнального колокола и решил посмотреть, что произошло.

Старый воин что-то пробурчал себе под нос, он был недоволен постоянным вмешательством Моркара в его дела.

Они пошли вместе через подвесной мост.

– Вы думаете, это пришли люди короля? – спросил Моркар.

– Когда я научусь смотреть сквозь стены, тогда скажу тебе, сынок, – с насмешливой улыбкой ответил Варан. – Да, это Стефан. Нет, это не Стефан. Откуда я могу знать?

Моркар закусил губу. Каменная Башка был сегодня в плохом настроении. И не только сегодня, но и в течение последних недель, с самого прихода зимы. Должно быть, причина в онемении, которое охватило левую сторону его тела. Такое порой случается со старыми людьми, а ведь Варану уже под семьдесят. Господи, да он наверняка самый пожилой солдат в стране! Да и вряд ли в Англии сыщется с десяток таких стариков, разве среди священников. Одно это давало Каменной Башке право лаять на подчиненных без причины.

Колокол у ворот зазвенел снова. Варан и его заместитель поднялись по винтовой лестнице на вершину сторожевой башни, названной именем их госпожи, и увидели, что к броду едет императрица Матильда с солидным кортежем. В этот момент начался снегопад, но как жаль, что он запоздал.

Они встретились спустя пять лет, сорокачетырехлетняя Леди Англии и сорокалетняя леди Уоллингфорд. В прошлый раз Матильда была изнурена долгой дорогой после невероятного по своей дерзости побега из осажденного Оксфорда и выглядела неважно. Возможно, именно поэтому она и не пожелала встретиться с Элизой на следующий день, незаметно исчезнув из замка под утро. Теперь же, спустя несколько трудных лет, Матильда находилась в отличной форме, и Элиза поняла, почему мужчины не жалели своих жизней, выполняя ее прихоти.

На императрице под меховой накидкой было надето парадное платье, украшенное драгоценностями, словно она прибыла во двор на королевский прием. Но никакие бриллианты не могли соперничать с сиянием ее прекрасных глаз. Годы не оставили на ее атласной коже никаких отметин, и она выглядела так же, как и в день, когда высадилась на берег Англии вблизи Арандела.

Элиза и Бриан преклонили колена перед Леди Англии, а затем пригласили ее в цитадель.

– Вы помните эту комнату? – спросила Элиза с натянутой улыбкой, указывая рукой на дверь, ведущую из главного зала в соседние помещения, предназначенные для гостей. – В прошлый свой приезд вы проспали здесь час или два и почему-то внезапно уехали.

– Да, конечно, – улыбнулась Матильда, словно речь шла о самом приятном воспоминании в ее жизни. – Мои защитники-рыцари были препровождены в соседнюю комнату, где их ждали матрасы на полу. Потом мне жаловались, что ночью там было очень холодно. Вы знаете, Седой, обстоятельства моего прошлого приезда в ваш замок?

– Да, хотя я сам находился в это время в Уорхейме. Мне не терпелось приветствовать вашего сына на английской земле.

– Вы знаете о его последней выходке?

– Кое-что, – ответил Бриан, заметив, как жена пристально смотрит на него. – Я слышал, что король Стефан снабдил его деньгами, в то время как у вас под руками не оказалось кошелька.

Элиза удовлетворенно улыбнулась, не подозревая, что ее супругу хотелось говорить с ней совсем о другом. Ему хотелось пасть перед ней на колени и сказать, что он по-прежнему пленен ее несравненной красотой, ее пышными каштановыми волосами, чудесными, цвета спелой вишни глазами, чувственным ртом, несравненной грацией…

Воспоминания жарким пламенем охватили его, во рту пересохло, перед глазами мелькнуло – императрица, впервые въезжавшая в ворота замка, гарнизон, стоявший на стенах, восторженно орущий: «Матильда! Матильда!» Эту яркую картину сменила другая: спальная в замке графа Анжуйского, полутьма, рассеиваемая лишь светом нескольких факелов, и нагая Матильда, подобная греческой богине Афродите, медленно кружится перед ним с заложенными за голову руками. На ее лице загадочная улыбка, казалось, многое обещавшая Бриану. Лишь годы спустя он понял, что она означала совсем иное: «Мой муж – настоящий глупец, если решил, что мой ближайший друг достоин доверия больше, чем любой другой мужчина».

Словно издалека он услышал голос Элизы, она обращалась к нему:

– Помните, мой супруг, как императрица опасалась, что ее сын вырастет седовласым? А вот я боюсь иного – как бы мой сын не стал похож на графа Готфрида.

Бриан с трудом отогнал от себя яркие картины прошлого и увидел притворную улыбку Матильды. Укол Элизы был весьма болезненным.

– Это верно, милая, – попытался он улыбнуться. – Действительно, некогда мы опасались, что юный Генрих станет миниатюрным Седым и граф Анжу может вообразить Бог знает что. Теперь мой Алан смущает нас своими рыжими волосами, но мы с супругой, по крайней мере, знаем, что это наша с ней промашка. Странно, как судьба может подшутить над людьми, не правда ли, леди?

– У нас мало времени для воспоминаний, лорд Бриан, – сухо сказала Матильда. – Я должна уехать до наступления ночи…

– Это хорошо…

– Вы ради этому, Седой?

– … учитывая, что войска короля рыщут неподалеку. Кольцо осады вокруг Уоллингфорда может вот-вот замкнуться.

– Да, я понимаю. Времени нет для общих слов. Я приехала к вам, Бриан Фитц, с одной– единственной просьбой: занять место во главе моих сторонников.

– Хм-м… Я не могу сделать этого. Многие вельможи старше меня по рангу. Тот же Болдуин де Редверс…

– Вы шутите, Седой. Болдуин де Редверс, этот мужлан, заперся в своем замке и заботится только о собственной безопасности. Что он сделал для меня? Если бы вы согласились повести мою армию…

Бриан предостерегающе поднял руку. Она замолчала.

– Может быть, вы все-таки соблаговолите присесть? – Он указал на кресло, стоявшее рядом с очагом. – Здесь вам будет тепло, вы наверняка озябли с дороги.

Императрица села, не сводя с него настороженных глаз. То же самое сделала и Элиза. Обе женщины молчали. Бриан давно предвидел этот момент и надеялся, что мужество не покинет его в эти решающие минуты.

– Я хочу напомнить вам о некоторых фактах, о трех в основном, – сказал он, собравшись с духом и глядя в чарующие глаза своей бывшей возлюбленной. – Во-первых, слово «просить» в ваших устах звучит как «приказать». За прошедшие годы до меня доходили разные слухи, и я, подобно добросовестному мельнику, тщательно перемалывал их. Теперь настала пора печь хлеб и угощать им вас. Если он будет горек, то прошу простить меня, дело здесь в зерне. Мне многое известно о злоключениях вашего сына Генриха. Я знаю, куда он направлялся, что делал и как оказался в руках своих же компаньонов. Он попросил денег у вас, но, не знаю уж по какой причине, не получил ничего. Говорили, что с той поры вы и граф Глостерский возненавидели друг друга и часто скандалили, что и довело Роберта до гибели. А ведь он был вашим братом и самым преданным вам человеком! Он умер, благодаря Богу, быстро, но я знаю, как долго он страдал, хотя вряд ли больше, чем я. Так что не просите меня встать вслед за ним на эту губительную дорогу. Я и так слишком долго следовал по ней, как зачарованный простак.