Емельян Ярмагаев - Приключения Питера Джойса

— Этим золотом мы когда-то нагрузили два корабля и отправили их в Англию…

Что же это такое? Оказалось — серный колчедан. Тут Бланкет снова обрел свою солидность, и вовремя, потому что к реке спускался конный отряд белых — да, друзья, белых, как мы с вами, и притом вооруженных.

Передовой всадник остановил коня на обрыве. Рослый молодец, одетый так, как одеваются в Англии путешествующие богатые джентльмены, на руках перстни, да и все обличье отнюдь не простецкое, а поперек седла ружье. Он пристально оглядел нас и спросил:

— Ваша вера, незнакомцы?

— Сторонники свободной, всеблагой, очищенной… — с чувством начал Том Бланкет.

— Короче! Вы не на церковном собрании. Пуритане?

— Да, сэр.

— А здесь, в Виргинии, епископальная церковь. Законтрактованные есть?

— Есть, сэр.

— Советую всех в кандалы. Кругом бродят шайки индейцев, негров и беглых слуг. А сами вы немедля убирайтесь на север: диссентерам [122]нечего делать на земле короля.

— Позвольте, брат мой…

— Я вам не брат и не кузен. Отправляйтесь в Бостон и там сколько угодно распространяйте свои лжеучения. Увидим вас на берегу — будем стрелять.

Сказал как отрезал, повернул коня, и вся кавалькада, в том числе два-три негра, умчалась вдоль берега. Боб ле Мерсер — он тоже был с нами — от такой любезности приуныл, но Питер хлопнул его по плечу и заверил, что кандалов у нас никто носить не будет.

Пошли мы обратно, лодка ждала нас у берега, поплыли к кораблю — и что же видим? Полным ходом идет рыбная ловля. Отовсюду свешиваются удилища, даже из пушечных портов высовываются палки и багры. То и дело наверх с плеском и трепетом взлетают рыбины, из камбуза валом валит дым… Дорвались до еды!

А на палубе умирала старая Матильда Френси — та самая, что ославила мою бабку ведьмой. Она лежала на одеяле, подостланном под нее м-с Гэмидж; в иссохшей руке умирающей был зажат мешочек с плимутской землей. Стоя возле нее на коленях, моя бабка вполголоса молилась. Старуха Френси открыла глаза и попросила глоточек воды. М-с Гэмидж поднесла ей ко рту флягу с водой. Старая Тильда оттолкнула флягу и сердито прохрипела:

— Этой не хочу. Настоящей воды… английской!

С тем она и померла — девятнадцатая по счету. Никто и не заметил этой смерти. Наскоро зашили тело в парусину, закатили в ноги ядро и уже хотели за борт… Что такое? Невероятно, непостижимо: у борта плыл, насколько хватало глаз, ковер из цветов! Прекрасные, но совершенно незнакомые цветы — целый цветочный луг, лепесток к лепестку, медленно плыл мимо корабля…

— Что ж вы стали? — сурово сказала м-с Гэмидж. — Опускайте ее в цветы! Не на земле, так на воде она заслужила их своими муками.

И бедную грешницу сбросили с корабля в плывущий остров цветов. Под тяжестью тела они расступились, и на их поверхности образовалось темное окно. Окно это медленно уплывало дальше и дальше, пока весь пестрый остров не скрылся из вида.

Наступила ночь — траурно-черная, бархатистая; тьму хотелось ощупать — такая она была весомая. С берегов поддувало легким бризом, оттуда доносились звуки, похожие на уханье филина; там и сям сверкали огни индейских деревень и глухо рокотали барабаны. Было все это сказочно прекрасно и жутко, точно в стране из баллад. А в каюте капитана собрались мистер Уорсингтон, Джойс, капитан и наши старшины и при свете фонаря держали совет.

— Джентльмены, — говорил мистер Уорсингтон, — взглянем фактам в глаза: мы все еще далеки от главной цели нашего путешествия. Его величество король Чарльз Первый предоставил Плимутской компании лицензию на право заселения земель между тридцать восьмой и сорок пятой параллелями. Но ураган занес нас значительно южнее этих мест, и как ни трудно, а надо плыть вдоль берегов на север еще сотни миль, чтобы достичь этих широт.

От таких слов всем нам тошно стало: после стольких мук достичь берега — и опять плыви!

Адвокат растолковал, что кроме Виргинии, откуда нас вытурили, англичанами заселены Массачусетс, или Бухта Большого Холма, а также клочки по рекам Потомак, Коннектикут, Мерримак и Кеннебек, всего четыре колонии. Самая северная из них, называемая Мэн, он слышал, находится под покровительством сэра Фернандо Горджеса, верховного судьи Англии, а самая южная, Мэриленд, недавно пожалована королем сэру Калверту, лорду Балтимору. Вот и выбирайте!

Выбрали землю посредине — Массачусетс: там свои единоверцы — пуритане.

Отправляясь после совещания спать, я разглядел на баке темную фигуру ле Мерсера, прильнувшую грудью к борту. Я знал, что он сильно тоскует по жене и детишкам, по товарищам, оставшимся на «Голубой стреле», и окликнул его. Боб вздрогнул и обернулся.

— Далеко мы заехали от родины, Бэк, — вздохнул он. — И звезд наших тут не узнать. — Тряхнул головой, отгоняя душевную скорбь. — Ответь по совести, Бэк: неужто мне, свободному англичанину, ждать, пока меня продадут, как овцу?

— Ой, Боб, что ты задумал! — ужаснулся я. — Поймают наши — колесуют или сожгут, а дикари — ведь ты даже не знаешь их языка! — в два счета слопают тебя или искалечат!

— Что же мне делать, Бэк? Не приучен я к рабству. Свободным рожден, свободным и помру. Помоги мне бежать с корабля!

Он не хотел меня слушать и все твердил, чтобы я достал ему нож или тесак для защиты от диких зверей, а то будет поздно: как только установят новую фок-мачту, корабль снимется с якоря и возьмет курс дальше от берега, мористее, чтоб попасть в Гольфстрим. В характере Боба было что-то детское: загорелось — и подай! По слабости душевной, или потому, что я любил Боба, или оттого, что скитанье по волнам расшатало все мои нравственные устои, я наконец согласился. Пошел вниз. Преступно стибрил пояс с ножом у констебля Уорвейна — он повесил его на пиллерс, а сам пьяный дрыхнул. Потом я стащил у бабки флягу, наполнил ее пивом; вытащил у спящего Питера пистолет и любимую его пороховницу с наглухо закрывающейся крышкой и все это снес на ют.

С моей помощью Боб спустил с кормы бакштов — канат, которым привязывают лодки. Лодка у нас осталась одна, нечестно было бы ее угонять — но плыть целую милю ночью! Боб, однако, действовал осмотрительно и хладнокровно. Он заметил расположение звезд, чтоб не сбиться с пути, туго затянул на себе пояс с ножом, пистолетом и флягой, привязал к шее пороховницу и в заключение заткнул за пояс свои морские сапоги. От моего замечания, что они-то его и погубят, Боб отмахнулся: сапоги ему дороже жизни, потому что сделаны в Англии.

Луна тут кстати нырнула в облака. Вахтенный ходил ниже и не мог видеть, что творится на верхней площадке ахтеркастеля, а из кают доносился храп.

Уже повиснув одной рукой на веревке за кормой, Боб сказал мне:

— И в предсмертный час вспомню о тебе, Бэк!