Мартин Стивен - Совесть короля

— Пьесы!.. — воскликнул Лонг-Лэнкин. Он явно что-то вспомнил. Очевидно, ощущение это было для него в новинку, и он был жутко доволен. На изуродованном лице заиграла улыбка. А еще Грэшем отметил про себя, что из двух нарывов на шее торчит по волосу.

— Пьесы?

— Ну да… он сказал, что что-то там делает с пьесами.

— И что же конкретно он делает с пьесами? — спросил Грэшем, заинтригованный подобным признанием. Куда только подевалась охватившая его скука!

— Он сказал… сказал… — Память вновь изменила собеседнику, потухнув, как свеча, которая, прежде чем погаснуть, на мгновение озаряется ярким пламенем. — Он сказал, что хотел бы, ну, в общем… чтобы студенты поставили одну из них. Ну, как они обычно это делают.

Лонг-Лэнкин мог не объяснять дальше. Грэшем знал, как такое обычно бывает. В прошлом году беспорядки длились дня два, а все потому, что пришедшие на спектакль в Тринити-колледж студенты Джонс-колледжа оказались на улице по причине нехватки мест. Тогда учащиеся Джонс-колледжа предприняли попытку силой прорваться внутрь, а студенты Тринити-колледжа принялись бросать в них камнями с крыши и всем, что только могли отыскать в привратницкой. Спектакли в Кембридже — вещь взрывоопасная.

Да, хорошего мало… От Лонг-Лэнкина пользы почти никакой. Он смог лишь подтвердить, что некто выдает себя за книготорговца, как-то связанного с театром. Грэшем вздохнул, выволок из комнаты плохо соображающего гостя, после чего уселся в кресло с высокой спинкой. Именно в такие моменты он острее всего ощущал свое одиночество. Впрочем, это ощущение ему даже нравилось. Своего рода роскошь, часть его солидного состояния. Большинство других преподавателей обычно селили вместе с собой трех-четырех студентов: хозяин квартиры спал на кровати, студенты — на переносных койках.

Итак, неожиданно в Кембридже объявился некий человек, фальшивый книготорговец. Однако тем немногим людям, кому он представился, не было известно ни о каких письмах короля к своему любовнику. Разговоры с ними он вел исключительно о пьесах.

Пьесы. Театр. Имеет ли это какое-нибудь отношение к политике? Или все дело лишь в самих пьесах? Точно известно лишь одно — это имеет прямое отношение к власти. Потому что в конечном итоге все имеет отношение к власти. Грэшему в срочном порядке требовалось освежить свои впечатления о театре. Он и его семья отправятся на представление.

Театр «Глобус»

Лондон

Лето было для актеров самым лучшим и самым худшим из времен года. Лучшим — потому, что в хорошую погоду зрителей в театр набивалось до отказа, а крышей служило небо над головой. Худшим — обычно летом вновь поднимала голову чума, театры закрывались, и вместо хороших сборов труппам светили катастрофические убытки, в крайнем случае, гастроли по убогим провинциальным городкам. Однако пока что 1612 год нес с собой только хорошее.

Посещение театра давно стало в семействе Грэшема своего рода ритуалом и самым главным развлечением. Вскоре они смогут брать с собой детей, но в данный момент в Лондон собрались только сам сэр Генри и Джейн. И разумеется, слуги. Манион считал своим богоданным правом сопровождать хозяина и хозяйку, куда бы те ни держали путь. Кроме него, Грэшем решил взять с собой еще нескольких старших слуг, а так же кое-кого из молодежи. Без слуг в любом случае не обойтись. Им предстояло сесть на весла огромной роскошной восьмивесельной лодки, чтобы переправить чету Грэшемов через реку — от персонального причала к театру «Глобус» на другом берегу реки.

— И кого же из этих бездельников мы возьмем сегодня с собой в театр? — спросил сэр Генри, поправляя шляпу и разглаживая рукава бархатного камзола.

— Одну минутку. — Джейн принялась загибать пальцы. — Прежде всего, Гарри, он капитан лодки. А еще, как мне кажется, неплохо бы поощрить младшего Гарри — помнишь, он поступил к нам в услужение два года назад, и все это время пытался угодить мне всеми правдами и неправдами. Впрочем, он отличный работник. Затем Джек из конюшни…

— Да, но умеют ли они грести?

— Думаю, что ответ на этот вопрос, — произнесла с улыбкой Джейн, — мы вскоре узнаем.

Несмотря на случающиеся у Джейн вспышки гнева, слуги отвечали хозяйке редкой преданностью. Бывало также, хотя и не часто, что она сбрасывала с себя светские манеры и вновь превращалась в простую крестьянскую девушку. В такие минуты Джейн говорила со всеми прямо, не стесняясь в выражениях. Обычно виновниками подобных метаморфоз бывали сами слуги: к примеру, кто-то, якобы по ошибке, прикарманит ту или иную вещь, либо, купив на рынке двух петухов, почему-то принесет на кухню повару лишь одного. В такие минуты все в доме втягивали головы в плечи и ходили на цыпочках, а общаться предпочитали при помощи жестов.

По голубому небу плыли редкие низкие облака, свежий ветерок приятно обдувал лицо. Выйдя сквозь речную калитку, компания театралов направилась к каменному причалу. Плеск волн приятно ласкал слух, где-то рядом раздавались скрип уключин и крики гребцов. В это время дня река превращалась в торный, многолюдный большак. Каких только судов здесь не попадалось! И золоченые королевские барки, и их «бедные родственники» — крошечные прогнившие корыта, которыми обычно пользовался бедный люд. Все спешили в обоих направлениях по этой самой оживленной, самой многолюдной лондонской магистрали. Стоило ветру усилиться, как некоторые суда поднимали парус — кто-то новый и ослепительно белый, кто-то желтую, выгоревшую холстину. Канаты натужно гудели, паруса хлопали на ветру, поверхность реки покрывалась рябью, волны бились о деревянные днища.

Лодка Грэшема была рассчитана на восемь гребцов, по четыре с каждой стороны. На носу и на корме располагались сиденья примерно для такого же количества пассажиров. Сэр Генри с супругой расположились на корме под роскошным тентом. Джейн никогда не была любительницей болезненной перламутровой бледности, предмета вожделения придворных дам. Ее кожу всегда покрывал легкий бронзовый загар, который так нравился Грэшему. В отличие от бледных модниц солнечные лучи были ей не страшны — сказывалась здоровая сельская жизнь. Грэшем не раз задавался вопросом, зачем их лодке нужен тент, призванный якобы защищать лицо благородной дамы от солнца, а всех остальных — от дождя.

— Не кажется ли тебе, что это полотнище, что хлопает у нас над головой, лишь пустая трата денег? — как-то раз спросил он у Джейн.

— Милорд! — воскликнула та. — Что станет с этим миром, если придворные дамы начнут требовать лишь те вещи, в которых по-настоящему нуждаются?