Гарри Тертлдав - По воле Посейдона

— Да, о почтеннейший, — ответил Соклей. — Откуда тебе известны павлины? Я не ожидал, что кто-то в Помпеях о них слышал.

— Так уж вышло, что некто Геренний Эгнатий вчера провез через наш город павлина, возвращаясь к себе домой, в Кавдий, — ответил богатей. — Все, кто видели самца, были поражены. Геренний Эгнатий сказал, что купил его в Таренте у двух эллинов. Поэтому, когда я увидел вас…

— Мы к вашим услугам, — заверил покупателя Соклей. — Однако я бы солгал, если бы сказал, что знаю, который птенец впоследствии станет павлином, а который — павой.

Менедем считал, что здесь, в Помпеях, вполне можно бы и солгать. Он не собирался в скором времени сюда вернуться, так что риск быть уличенным во лжи его не смущал. Но Соклей его опередил, и теперь оставалось только выжать из ситуации все возможное.

Однако помпеец, похоже, ничуть не огорчился.

— Жизнь полна риска, верно? — сказал он. — Если я куплю двух птенцов, то вполне может статься, что по крайней мере один из них окажется самцом, верно? Сколько вы за них хотите?

На этот раз Менедем заговорил раньше Соклея:

— Две тарентские мины серебра за каждого.

Кашлянув, человек в тоге заметил:

— Но это же куча серебра.

— Однако куда меньше, чем заплатил за своих птиц Геренний Эгнатий, — вставил Соклей.

— Тем не менее мои слова остаются справедливыми, — отозвался помпеец. — Половина названной вами цены представляется мне более разумной.

— Но половина этой цены представляется нам невыгодной, — сказал Менедем.

Помпеец улыбнулся. Он, может, и был варваром в странной одежде, но сразу распознал начало торга.

И это начало перешло в бодрую торговлю, потому что помпеец хотел купить птиц почти так же сильно, как Менедем хотел их продать. В скором времени они сговорились на одной мине и шести драхмах за птенца. Местный выдал пару трескучих фраз на осканском своим слугам, которые стояли рядом, потом снова перешел на эллинский:

— Я сейчас отправлюсь домой за деньгами. А когда вернусь, может быть, потолкуем также насчет вашего вина.

Менедем поклонился:

— Как тебе угодно, о почтеннейший. Но не желаешь ли обговорить цену прямо теперь, чтобы ты знал, сколько серебра принести на рыночную площадь?

Помпеец пощипал седеющую бороду.

— А вы, эллины, умеете ловко вести дела. И на какую сумму ты собираешься ограбить меня на этот раз?

— Шестьдесят драхм за амфору, — спокойно ответил Менедем.

— Что?

Теперь местный поковырял пальцем в ухе, как будто сомневался, что правильно расслышал. Он заговорил на осканском, вероятно, переводя слугам цену. Те разразились аханьем и возгласами.

«Неплохая уловка», — подумал Менедем.

Помпеец снова перешел на эллинский:

— Утверждают, что ваши боги пьют некий напиток под названием нектар, верно? В твоих амфорах что, этот самый нектар?

Менедем с улыбкой ответил:

— Твоя догадка ближе к истине, чем ты думаешь. Все хиосские вина относятся к самым лучшим винам, которые вывозятся из Эллады, а ариосское так же отличается от обычного хиосского, как то отличается от обычного вина из других мест. Оно такое сладкое, густое и золотистое, что тебе придется заставлять себя смешивать его с водой.

— Если хочешь знать мое мнение — вы, эллины, вообще слабоумные, раз смешиваете вино с водой. — Помпеец сложил руки на груди. — Я не заплачу ни халка, пока не попробую вино сам. Павлинов здесь трудно раздобыть, но вино — совсем другое дело!

Менедем кивнул, и один из матросов распечатал амфору. Тем временем один из слуг помпейца одолжил небольшую чашу у местного торговца винами.

Менедем налил немного драгоценного ариосского в эту чашу и протянул ее покупателю:

— Вот, попробуй — и убедись сам.

Помпеец окунул палец в чашу и уронил каплю-другую в пыль торговой площади, совершая надлежащее возлияние богам. Он пробормотал что-то на осканском, видимо молясь богу, которому самниты поклонялись вместо Диониса.

Потом понюхал вино и наконец медленно и со вкусом выпил.

Он всеми силами постарался не показать, насколько его впечатлило вино, но все же невольно приподнял брови. Облизнув губы, помпеец сказал:

— Шестьдесят драхм — это слишком много, но я понимаю, почему ты осмеливаешься их просить. Я могу дать тебе сорок четыре за амфору.

Теперь Менедем покачал головой.

— Повторю еще раз: продав вино по такой цене, я не получу прибыли, перевозка с Хиоса в Помпеи обошлась нам недешево.

Он был сама искренность и говорил голосом сладким, как ариосское вино. Он даже не лгал. Возможно, местный богач тоже это почувствовал. Или же у него просто имелось больше серебра, чем можно потратить тут, в Помпеях, потому и за птенцов павлина он торговался не слишком ожесточенно. После недолгой паузы покупатель предложил:

— Хорошо, тогда я дам тебе мину за две амфоры.

— Пятьдесят драхм за амфору? — уточнил Менедем, и помпеец подтвердил.

Менедем кивнул.

— Договорились.

Они обменялись рукопожатиями, закрепляя сделку.

— Итого сколько должен нам наш друг? — спросил Менедем Соклея.

— Четыре мины двадцать драхм, — мгновенно ответил тот, как будто у него была с собой счетная доска.

Менедем тоже мог бы все это подсчитать, но не так быстро.

— Четыре мины двадцать драхм, — повторил помпеец. — Я принесу деньги. Вы подождите здесь.

И богач умчался прочь; слуги следовали за ним по пятам.

Вернулся он с серебряными монетами, отчеканенными во многих полисах Великой Эллады, среди которых попадались также и монеты из италийских городов.

Менедему и Соклею пришлось заплатить три обола ювелиру, чтобы воспользоваться его весами. Как обычно, взвешивал и подсчитывал Соклей, и в ответ на его кивок Менедем отдал помпейцу птиц и вино.

Местный богач ушел, похоже, очень довольный собой.

Менедем негромко спросил:

— Сколько мы на этом заработали?

— Если считать по весу, ты имеешь в виду? — переспросил его двоюродный брат. — Несколько драхм.

— Кругленькая сумма, — счастливо проговорил Менедем, и Соклей снова кивнул.

На следующее утро Соклей потратил одну из заработанных драхм, чтобы нанять мула на рыночной площади, и Менедем громко сокрушался по этому поводу.

— Ну почему ты так хочешь поехать верхом? — вопросил он. — Знаешь, чем дело закончится? Кто-нибудь стукнет тебя по голове.

— Сомневаюсь, — возразил Соклей.

— А вот я нисколько не сомневаюсь, — огрызнулся его двоюродный брат. — Придется мне выделить тебе телохранителя, вот что. Ведь когда дело доходит до обращения с мечом или копьем, ты совершенно безнадежен.

— Ты это знаешь, и я это знаю, но ведь италийцы не знают, — отозвался Соклей. — Они увидят только высокого человека, такого, что подумают дважды, прежде чем с ним сцепиться. А я хочу немного осмотреть окрестности. Кто знает, когда «Афродита» снова вернется в Помпеи и вернется ли вообще когда-нибудь?