Алексей Сергеев - Стерегущий

— Руби трос! Самый полный вперед!

«Стерегущий» быстро тонул. Его палуба уже скрылась под водой, над нею вертелся водоворот. Корпус миноносца, до отказа наполненный водой, кренил «Сазанами» и тащил его за собою в морскую пучину. «Сазанами» уже черпал воду бортом. Растерянные инженер-механик и вахтенный начальник бегали по палубе, размахивая руками. Кондо Цунемацу вместе с матросами бешено рубили трос, стараясь не задеть друг друга в месиве сгрудившихся на корме тел. Наконец раскромсанный абордажными топорами трос лопнул. Путы, насильно соединявшие «Стерегущего» и «Сазанами», были разрублены. «Сазанами» выпрямился под крики «банзай».

«Стерегущий», взмахнув флагом, качнулся на волнах и быстро скрылся в глубине моря…

С борта «Сазанами» вместе с японцами за уходящим в морскую пучину «Стерегущим» следил со слезами на глазах и его бывший защитник, трюмный машинист Василий Новиков. Выскочив из машинного отделения, чтобы проститься с тяжело раненным Осининым и напоследок шепнуть ему, что «Стерегущего» врагу не сдадут, что кингстоны уже открыты, Новиков был окружен японцами, пытавшимися захватить его в плен по приказу офицера. Тогда машинист, собрав последние силы, рванулся от врагов к борту и прыгнул в море. Когда пришел в чувство, то оказалось, что он уже находится на неприятельском корабле. Около него стоял японец в очках и, дружелюбно улыбаясь, совал ему под нос какую-то склянку с пахучей жидкостью.

Минуты через две Новиков встал с циновки, на которой лежал, и, оглядевшись, увидел тут же, в каюте, кочегара Хиринского, завернутого в теплые одеяла. Кочегар был без сознания, все тело его сотрясалось от сильной дрожи, изо рта проступала пена.

Японец в очках, пробормотав что-то на своем языке, тревожно прислушался к шуму и крикам, доносившимся с кормы миноносца и быстро вышел, оставив открытой дверь. Новиков, еще не вполне сознавая, где он находится, вышел тоже.

На баке, недалеко от фок-мачты, он вдруг заметил Алексея Осинина, сидевшего около распростертого на циновке раненого моряка: это был минный машинист Юрьев; перебитые ноги его были уже перевязаны японцами, голова закутана марлей.

Новиков и Осинин радостно вскрикнули, увидев друг друга, обнялись и, не сдержавшись, заплакали, вспомнив о погибших товарищах.

С кормы в это время донесся ликующий крик «банзай». Многоголосый крик этот ударил по сердцу Новикова острой болью. Трюмный машинист понял все. Он бросился на корму к галдящей толпе японцев и застыл как окаменелый: «Стерегущий» погружался в свою морскую могилу…

Мимо русского моряка, даже не взглянув на него, быстро прошел к своей каюте командир «Сазанами». Здесь он вынул из шкафчика «Справочник русского военного флота», изданный в Токио морским штабом, и отыскал под буквою «С» нужное:

«СТЕРЕГУЩИЙ». Эскадренный миноносец. Собран в Порт-Артуре Товариществом Невского судостроительного и механического заводов. Длина 190 футов, ширина 18 футов 6 дюймов, осадка 8 футов 3 дюйма, водоизмещение 240. Машины тройного расширения, винтов два, котлов восемь водотрубных Ярроу; топок восемь, индикаторных сил 3 800. Вооружение: одно орудие 75-миллиметровое, три орудия 47-миллиметровых и два поворотных минных аппарата. Стоимость корпуса, машин с котлами и электрического освещения 330 тысяч рублей, вооружения артиллерийского 21 203 рубля, минного и прожекторного 17945 рублей. Численность экипажа: офицеров четыре, матросов сорок восемь. Командир неизвестен. По своим техническим данным превосходит «Стерегущего» каждый в отдельности истребители: «Акебоно», «Сазанами», «Акацуки», вполне пригодные для единоборства с ним.

Красным карандашом капитан-лейтенант Кондо вычеркнул из справочника наименование «Стерегущий». В эту минуту в дверь каюты отрывисто постучали. Кондо не спеша открыл дверь.

— Принят сигнал командующего эскадрой уходить к Эллиоту, — сказал ему инженер-механик. — Из Порт-Артура видны дымы, должно быть, русские вышли. Мне кажется, адмирал хочет оттянуть их подальше от базы.

Кондо неопределенно пожал плечами и вышел на палубу. Подняв бинокль, он впился глазами в неясную синюю полосу, где море, около самого Порт-Артура, сливалось с небом. Там, у маячивших скалистых берегов, похожих на собравшиеся на горизонте темные тучи, поднимались черноватые столбы дыма.

Они быстро приближались; под ними стали вырисовываться контуры двух боевых кораблей. Контуры росли, обозначались яснее и яснее, и, наконец, Кондо признал в них грозные силуэты «Баяна» и «Новика».

«Теперь удирать, — решил он, становясь в кильватер поспешно уходившей флотилии. — Наверное, на „Баяне“ вышел сам бородатый Макаров. Его не страшит рискнуть всем, мы же на карту не будем ставить ничего. Найдем другие средства убрать с нашего пути беспокойного адмирала».

Он скверно улыбнулся, как улыбаются люди, знающие и носящие в себе что-то постыдное, и его наполовину опущенные веки почти закрыли глаза, превратив их в две узкие, косые и черные щелки.

Стояла ясная солнечная погода, видимость была отличная. Удаляясь от Порт-Артура, в море маячили многочисленные дымы, постепенно уменьшавшиеся.

— Была вода, а теперь поле бранное, арена единоборства людей, мера их мужества и воли! — задумчиво сказал адмирал Верещагину. — Кое для кого ристалище кораблей, а кое-кому славная могила матросская. — Потом стал внимательно оглядывать в бинокль море и горизонт. — Дымков-то многовато. Пожалуй, вся японская эскадра к Артуру подходила. Мудрит Того, не поймешь сразу, что он думает… Ага, вот еще что-то вижу, а что — не разберу.

— Вижу предмет, — крикнули одновременно сигнальщики на фок-марсе и на баке.

Рулевой на ходовом мостике вопросительно взглянул на стоявшего рядом с ним Эссена.

— Держи поправее, — ответил командир, и «Новик» пошел навстречу тому, что пока различали только зоркие глаза сигнальщиков.

Через несколько минут все увидели на зеленоватой лазури моря плывшие предметы. Впереди плыла морская фуражка, черная с белыми кантами и офицерской кокардой. Фуражка была перевернута голубою подкладкой кверху, и на ней золотом были вытиснены инициалы «А. С.». Вслед за головным убором плыл спасательный круг с надписью «Стерегущий».

— Ну вот, Василий Васильевич, — произнес Макаров, безуспешно стараясь скрыть охватившее его волнение, — по-видимому, это все, что осталось под солнцем от лейтенанта Сергеева и «Стерегущего». Верю и знаю, что он погиб героем.