Денис Субботин - Ларец Самозванца

— Че-го-о? — даже тень улыбки исчезла с лица Ворона. — Ты!!! Последний раз повторяю, иди сюда! Не покоришься, хуже будет! Отдам своим ребятам… Они, поди, боярской плоти ни разу не мяли!

— Пусть! — отчаянно выкрикнула Татьяна. — Лучше пусть так, чем под тебя идти!

Ворон внезапно успокоился.

— Чем же я тебе не люб? — с кривой ухмылкой спросил он её. — А, боярыня? Или урод? Или беден? Может, не ровня тебе? Это ты права — не ровня! Свободный человек рабыне — не ровня николи! Так ты лучше покорись, девка. Не хочу я тебя ногаям продавать… и своим отдавать не хочу! Себе лучше оставлю. Будешь ты меня холить да лелеять, любить… ублажать, как мужа своего, боярина московского ублажала! Пятки там чесать, вшей вычищать… В баньке парить! А я тебе за это и парчу, и аксамит и каменья драгоценные…

Он говорил, неспешно подходил. Татьяна, не сводя с него глаз, отступала. Когда под колени попалось что-то твёрдое, она не сразу поняла что это — топчан. Упала. Окаменевшая от ужаса и осознания необратимости происходящего, как мышь, заворожённая ужом, смотрела на подходящего Ворона.

— Держите её! — хриплым голосом, приказал Ворон.

Вот кого карги услышали сразу же! Вороньей стаей набросившись на неё, они навалились на руки с той силой, которую никак не ожидаешь увидеть в женщине, тем более старой и на вид немощной. Как ни рвалась, как ни билась Татьяна, вырваться ей не удалось. Подошедший Ворон довольно улыбнулся и достал нож…

— Прирезать бы тебя, за твоё непослушание! — промурлыкал он. — Да нет… слишком лёгкое для тебя наказание. Ничего… к утру ты сама поймёшь, КЕМ обласкана!

Он — сумасшедший! — с ужасом подумалось Татьяне, пока радостно улыбающийся вожак шишей резал на ней одежды. Угораздило ж её попасться… лучше уж и правда — на поток!

Меж тем, сорвав с неё обрывки, некогда бывшие дорогой одеждой, как раз и достойной боярыни, Ворон начал раздеваться сам. После пана Романа, да даже после нелюбимого мужа, боярина Ильи, его худосочные телеса не вызывали ничего, кроме ужаса и отвращения. Ужас и отвращение только возросли, когда Ворон, довольно пыхтя, навалился на неё. Всякие попытки сопротивления безжалостно подавлялись старухами… да и сил особых сопротивляться уже не оставалось — ни душевных, ни телесных. Она даже не закричала, когда Ворон наконец напыхтелся вволю, нашарился руками по телу и вошёл в неё — резко и грубо…

А дальше был спасительный грохот где-то снаружи — и замерший внутри её Ворон.

— Если там кто-то перепился и балует… — хрипло сказал он, теряя всякий интерес к лежащей под ним женщине. — Ну, плетьми он не отделается!

Он резко вскочил, натянул порты и почти бегом вышел. Только тогда карги отпустили Татьяну, о чём-то переговариваясь между собой по-татарски… Татьяна даже не пыталась встать или прикрыться. Всё равно. Уже всё равно. Она испоганена, опозорена; она грязнее самой грязной блудницы… Всё кончено и остаётся только головой в омут… И чтобы милый, Роман, поскорее забыл о ней и думать!..

Нет! Всё же самым умелым разбойникам далеко до настоящих воинов. Будь здесь стрельцы или городовые казаки… да даже ратники поместного ополчения… сотне Кирилла пришлось бы несладко. Всё-таки не берут такие крепости без длительной осады и пары дюжин пушек в придачу! Да и в о йска нужно поболее. С огненным, опять же, боем. Однако у Кирилла была только одна сотня. Неполная. Порох, опять же, подмок. Взяли!

Бегом скатившись вниз по крутой лестнице привратной башни, молодцы Кирилла взяли пятёрку воротной стражи в сабли. Взяли удачно — те не успели схватиться за ручницы, в беспорядке сваленные у стены, а на саблях бой закончился так быстро, что вряд ли кто-нибудь услышал звон стали о сталь. И почти одновременно сверху чуть ли не на головы охотникам Кирилла рухнуло мёртвое тело. Михайла Турчин, выполняя приказ командира, зачищал стенку от стражников…

Бой редко проходит без неожиданностей. И здесь случилась — а как же. Когда уже начали ковыряться с засовом ворот, когда стрельцы Павла Громыхало бегом бросились через дамбу, оскальзываясь и падая, сверху внезапно ударила пушка… Никто не повинен, что один из пушкарей спрятался в тёмном углу. Михайла Турчин торопился, вот и не углядел. Да и не видел он беды, если один-два стражника останутся живы теперь… Оказалось, он ошибался. Ошибка его дорого стоила сотне — пушка оказалась заряжена картечью, и свинцовый горох врезался точно в бегущих по дамбе стрельцов. Кровавая каша, круто заваренная на крови и мясе шести стрельцов и ратников…

— Вперёд!!! — ор полусотника стрелецкого был слышен даже за стенами. — На слом!

И тут он был прав. Бежать обратно, когда преодолено больше двух третей дамбы столь же опасно, столь же смерти подобно, как и продолжать штурм. Даже опаснее… Всё-таки вперёд бежать — шагов пятьдесят, а назад — все сто!

И стрельцы наддали, подгоняя друг друга матом и пинками, хватаясь за гайтаны с крестами да образами… Им повезло — на второй выстрел, не слишком опытному пушкарю просто не дали времени казаки Михайлы Турчина — порубали в мелкое крошево. А ратники Кирилла, встав грудью навстречу набегающим разбойникам, не дали им отшвырнуть себя от ворот. Они продержались до тех пор, пока в распахнутый зев ворот не хлынули стрельцы с бердышами наперевес. Тут уж, как бы тяжко не было в бою, стало полегче. Да к тому же, Михайла Турчин исправился сполна — сумел быстро развернуть одну из «голубиц» внутрь двора, да и шарнул картечью. Может, не слишком умело — всё же не пушкарь, казак, но несколько разбойников были ранены, а остальным дали понять, что выбить нежданного врага из своей крепости им будет не слишком легко и совсем непросто.

Следом за пушкой, сказали своё слово и пищали. Залп пришёлся почти в упор, и не меньше дюжины разбойников рухнули на утоптанный до каменной твёрдости земляной наст двора. Остальные, однако, показали себя с лучшей стороны — атаковали и дальше, яростно и довольно быстро. Может быть, они даже смяли бы сотню, если бы не Павло Громыхало…

Стрелецкий полусотник не зря целый день ковырялся с неразорвавшимися гранатами. Три их было у него, трое стрельцов вызвались охотниками… Одна опять не взорвалась, вторая взорвалась в воздухе, тяжело изранив самого стрельца… Третья, по широкой дуге прочертив искрящим фитилём небо, рухнула точно в середину набегающей толпы, и взрыв её имел ужасающие для шишей последствия. Нескольких убило сразу. Других оглушило. Третьим осколками иссекло руки и ноги… Всего одна граната поразила почти десяток шишей и порядком напугала остальных.

— Вперёд! — закричал Кирилл, сам подавая пример. — На слом!

И он был прав. Именно сейчас, когда более многочисленные шиши смущены и неуверенны, следовало атаковать…