Денис Субботин - Ларец Самозванца

— Что за бумаги? — над чем-то раздумывая, нехотя спросил Ворон.

— Да откуда мне знать?! — взвился Дмитр. — Я — казак, а не сын боярский, со мной царь речи не вёл! Сказал — скачи, мол, вослед ляхам, я и поскакал!

Показалось ему, или Ворон действительно знал о подобном ларце? С какими-то там бумагами… Впрочем, атаман разбойников ничего не сказал атаману казаков.

— Это всё, что ты знаешь? — удивился Ворон. — Мало, мало… Да и я устал уже ждать… Держите её снова! Всё ж таки я закончу то дело!

Он только начал умащиваться на отчаянно извивающейся под ним боярыне, а Дмитр уже орал, словно зверь, чьё прозвище носил, рычал и грозил самыми страшными карами божьими, но — на земле. Ворона эти крики сильно раздражали, да и впрямь — мешали.

— Да уберите вы его куда подальше?! — внезапно приподнявшись на руках, заорал он раздражённо. — Ну?!

Сразу четверо разбойников подхватили вырывающегося атамана за руки-ноги и потащили куда-то на другой конец острова. Тащили через кусты, особливо не оберегая от ветвей… То ли случайно, то ли намеренно — что вернее, поскольку достал казак уже всех, — врезали его головой в толстый сук. Дмитр на полуслове оборвал свою отповедь, повесил буйну голову…

Разбойники остановились в растерянности.

— Ну что, потащим дальше, или бросим тут? — озадаченно вопросил один из них.

— Так на кой нам корячиться, — фыркнул второй, — бросаем!

Бесчувственный пленник полетел рожей в землю, рассадил её (рожу), бедолага, до крови… Да ещё и не очнулся, хотя его оставили в покое и без присмотра. Разбойники ж вернулись обратно. Шибко любопытно им было, что там дальше сотворит их вожак…

Однако видно не судьба была Ворону поять боярскую жёнку — о чём он так долго мечтал. Внезапно сухо треснул выстрел и мгновением спустя на поляну вывалился перепуганный до полусмерти разбойник:

— Ратники!!!

— Ну? — мрачно спросил Кирилл, оглядывая собравшихся подле него воинов. — Есть у кого сухой порох? Хотя бы зарядов на десять! На один залп!

— Эх, господин! — вздохнул Прокоп, озадаченно разглядывая то мокрое месиво, в которое превратился порох в его изящной, турецкой работы пороховнице. — Да рази ж я мог догадаться, что так выйдет! Эх-хэ-хэ!

Та же беда, что и лихого рубаку Прокопа, постигла всех воинов. Лучшие пороховницы не были предназначены для долгого пребывания в воде и порох, в изобилии в них пребывавший, намок и слипся. Им не то, что пистоли и пищали заряжать нельзя было… Его только на выброс теперь!

— Пся крев! — зло, яростно выругался пан Анджей, пытаясь выковырять заряд из пистоля. — Разбух!!! Как прикажете после этого в бой идти? С саблей, что ли, на пищали лезть?!

— Ну, не думаю, что их порох суше нашего! — проворчал пан Роман.

— На один выстрел у них хватило! — возразил Кирилл. — Хватило на один, хватит и ещё на сколько-то. Нас не слишком много, чтобы терять людей под пулями… Тем более что мы не знаем, сколько врагов нас ждёт!

Словно в подтверждение его слов, с большого острова, находящегося всего в сорока шагах от них, раздалось ещё три выстрела. Хорошо ещё, что сорок-пятьдесят шагов — предел для прицельного выстрела из пищали. Три пули — тяжёлые, ясно видимые на фоне пасмурного неба, просвистели выше и левее. Где они там упали, никто не знал.

— Давай всё же атаковать, сотник! — нервно сказал кто-то из казаков. — Лучше уж в бою сгинуть, чем в болоте, от шальной пули… Веди нас вперёд, сотник!

Кирилл ещё мгновение колебался, но выбор и впрямь был невелик — либо вперёд, либо стоять по пояс в прохладной, надо сказать, воде.

— Вперёд! — решил он после некоторого колебания. — Вперёд, вперёд!!! На слом!

Они уже вышли на твёрдое дно, и теперь не было нужды медленно плестись шаг в шаг — атаковали широко, цепью. И даже постепенно — по мере того, как становилось всё мельче, с медленного шага перешли на бег.

Выстрелы с берега отгремели и затихли — сухого пороха у разбойников тоже было не слишком много, у ратников же не было сухого пороха вообще, а сил, чтобы хотя бы криком себя подбодрить, не хватало. На остров выходили в молчании, только сопели, да звенели мокрыми, грязными доспехами… Впрочем, эта относительная тишина продлилась недолго — с яростными криками, со всех сторон, на них ринулись шиши. И сталь с глухим скрежетом ударилась о сталь…

Бой сразу же разгорелся яростный. Расклад был в пользу ратников, зато разбойники успели хотя бы малость перевести дух, и на первых порах имели некоторое преимущество. Поначалу они сумели даже потеснить воинов к самому краю берега, но тут уж гордыня ляхов взяла верх. Пан Анджей лично возглавил атаку своих шляхтичей, которых осталось совсем уже мало, и им удалось опрокинуть разбойников и погнать их. Тут, правда, пострадал сам пан Анджей — раскалённым стволом пистолета ему ткнули в лицо, попали прямо в нос. Бедный пан издал отчаянный, до селезёнок пробравший слышавших его вопль. Яцек ринулся к нему, но не успел. Пан Анджей как подрубленный рухнул лицом прямо в неглубокую лунку, до краёв полную желтовато-коричневой влаги. Зато охладил ожог!

Пока пан Анджей приходил в себя, дыша не иначе задницей, ибо лицо по-прежнему оставалось в воде, его шляхтичи пошли дальше и их, наконец, поддержали пришедшие в себя ратники Кирилла. Им, несмотря на большие потери, удалось отшвырнуть шишей за кустарник… И там — второй раз за свою жизнь, получил настоящую рану сам сотник, Кирилл. Не увидел он малого, с саблей засевшего за кустом. Вот и результат — кольчуга пробита, из распоротого на пядь бока обильно сочится кровь, а вместо того, чтобы вести своих ратников на последний и решительный приступ, он, надворный сотник Кирилл Шулепов, сидит под кустом, скорчившись от боли, и пытается замотать грязной тряпицей рану.

— Что ты есть делать, дурак-московит?! — сердитый голос, несомненно, принадлежал немцу [23] Немцу - в данном случае, иностранцу. Всех иностранцев германской нации в России именовали немцами. Именно на немцев, обитающих на территории нынешней Германии, это название перешло не раньше второй половины 18- первой четверти 19 века. , причём не слишком долго, но жившему на Руси. — Ты испортишь себе кровь, у тебя будет болеть бок, и ты умрёшь, когда гной попадёт тебе в кровь!

— Сам ты дурак! — огрызнулся Кирилл, не отрывая взора от своих воинов, азартно и, главное, умело гонявших по острову последних разбойников. Бой заканчивался… Победа была близка!

— Перевязывай скорее, если умеешь! — рявкнул он, по-прежнему не оборачиваясь. Руку, правда, держал подле пистоля… может, немец не знает, что порох в нём отсыревший!

— Порох есть сырой! — с нескрываемым презрением в голосе сообщил немец. — Ты есть дурак, сотник Кирилл! И рана твоя — рана дурака! Мой отец, капитан Стефан Стефанссон за такое драл бы твои уши, пока они не стать как у зайца!