Дэвид Бликст - Короли Вероны

«Лишь время покажет, сбудутся ли предсмертные слова Жака де Моле, в которых он проклял весь род Филиппа до тринадцатого колена. Однако внутренний голос подсказывает мне, что все произойдет именно так».

Ни радиус, ни количество кругов, расходящихся от этого события по всей Европе, вычислить не представлялось возможным. Филипп IV доводился зятем наследнице Римской империи в Константинополе; он также состоял в кровном родстве и вдобавок был связан узами коммерции с неаполитанским и венгерским королями. Английский король и король Минорки являлись его вассалами. После поражения Англии у Бэннокберна, имевшего место летом 1314 года, Филипп заключил союз с новым королем Шотландии, Робертом I из династии Брюсов. Таким образом, через союзников власть французского короля распространялась до самого таинственного Востока. Несмотря на это, а может быть, именно поэтому каждый, узнав о смерти Филиппа, только и думал, какую бы из нее извлечь выгоду.

В Италии настоящим cause celebre стало возвращение Папы в Рим. Именно эту тему во время рождественской мессы развивал специально приехавший во Флоренцию кардинал-диакон Джакомо Гаэтани Стефанеччи, обретший прощение тем, что большую часть мессы посвятил пожеланиям долгих лет жизни Папе Селестину V. Латынь кардинала была безукоризненна, ему внимали с наслаждением.

Дочь Данте, Антония, преклонила колени и закрыла глаза. Казалось, она молит Господа об окончании Авиньонского пленения пап. Однако девушка могла думать только о посылке, что пришла вчера из Пизы. Посылка была от отца.

Антония сразу же разорвала упаковку, предполагая увидеть связку писем. Однако, к своему удивлению, девушка обнаружила деревянный ларчик, обитый желтою кожей. Гвоздики были медные, миниатюрные. Ларчик перехватывала запечатанная воском бечевка. На воске имелся оттиск отцовского перстня.

Не помня себя, Антония бросилась искать нож, а когда вернулась, обнаружила, что ларчик задвинут на верхнюю полку, а ее саму поджидает мать.

— Придется потерпеть до рождественского утра, — произнесла синьора Алигьери.

Бесчеловечное упрямство. Чудовищная несправедливость. Антония, однако, не стала спорить, зная, что тогда у матери появится повод отложить вскрытие печати еще на несколько дней. Теперь девушка стояла на коленях между матерью и теткой, делала вид, что слушает мессу, и строила догадки о содержимом ларчика. Справа от нее преклонила колени Джемма ди Манетто Донати, в замужестве Алигьери. Она держалась очень прямо, склонив голову именно так, как подобает. Только очень острый глаз заметил бы, как синьора Алигьери ущипнула свою дочь, едва та начала опускаться на пятки. Антония мигом выпрямилась и подавила желание потереть ягодицу. На девушку было устремлено немало взглядов.

Ничего удивительного, что теперь, когда отец ее не только знаменит, но и богат, к ней постоянно сватаются. Однако Антонию раздражало такое внимание. Где были поклонники, когда семья ее прозябала в бедности и только что не просила милостыню? С тех самых пор, когда слова «Данте» и «гений» стали произноситься с одной интонацией, к ним в дом повадились почтенные отцы с юными сыновьями. Пока что Антонии удавалось их отваживать — девушка умело приводила потенциальных мужей и свекров в полное замешательство. Мать не уставала пилить Антонию за то, что она ведет дела отца, — факт, по мнению синьоры Алигьери, пятнающий репутацию девушки на выданье. Репутацию Антонии пятнала также ее образованность. Едва жених ступал на порог, Антония заводила речь о своих переговорах с книготорговцем Моссо, цитировала Гомера или Вергилия, а то и пересказывала родословную соискателя, не упуская и нелицеприятных подробностей. Молодой человек смущался и поспешно откланивался, Антония же не сомневалась: никакое приданое уже не соблазнит жениха, если в комплекте с золотом идет такая невеста.

С детства Антонию окружали книги, также у нее было предостаточно свободного времени. Многие девушки жалели, что не родились мужчинами, — Антония ни на какие блага мира не променяла бы свой статус. У мужчин совершенно нет времени. Молодые люди благородного происхождения вынуждены разрываться между учебой, верховой ездой, соколиной охотой, фехтованием, тактикой ведения боя и доброй сотней других занятий. Даже брату ее, Пьетро, который, прежде чем оказался в роли наследника, только и делал, что читал или упражнялся в письме, приходилось, в силу своего пола, от случая к случаю изучать основы владения оружием. Антония же все свое время могла посвящать учебе. Она либо читала, либо ткала, причем ткала ужасно.

Правда, имелась категория молодых людей, не обязанных заниматься тем, чем подобает заниматься «благородным синьорам». В каждой знатной семье второго или третьего сына готовили в священники. Уделом этих юношей, как полагала Антония, были книги и молитвы. В священники прочили и Пьетро, пока Джованни не умер. Теперь, по всей вероятности, Пьетро ждет судьба воина, которой и предвидеть никто не мог. Похоже, никто не разделял сокрушений Антонии по этому поводу.

Конечно, теперь место Пьетро следовало занять Джакопо, однако никому и в голову не приходило начать готовить его к карьере священника. Джакопо на это не годился.

«Нет, — думала Антония, — Господу должна служить я».

Неудивительно, что в своем нежном возрасте Антония идеализировала это служение. Девушка страшилась замужества, и пострижение казалось ей самым простым выходом. Она не представляла всех тягот жизни в монастыре — нет, она была уверена, что монахини только и делают, что любят Бога и читают книги. Именно об этом мечтала Антония. Девушка надеялась, что отец, занятый более важными делами, не станет принуждать ее выходить замуж. От матери, суровой, непреклонной, ничего не прощающей, подобных милостей ждать не приходилось. Джемма поставила себе цель и добьется ее — ради блага семьи, разумеется. Заветной мечтой Джеммы было породниться с каким-нибудь богатым графом. Звезда Данте снова восходит, а значит, брак с его дочерью день ото дня становится все более желанным для самых благородных синьоров. Время работало не на Антонию.

Девушка утешалась лишь одною мыслью — что отец пошлет за ней. Он должен, должен вызвать ее к себе!

«Отец, умоляю вас, поспешите! Иначе матушка выдаст меня за какого-нибудь болвана, который не читает книг !»

Чудовища страшнее воображение Антонии нарисовать не могло. Человек, не читающий книг, не способен мыслить, необразован, нелюбознателен. Есть ли в мире занятие благороднее, чем оживлять слова? Нет, раз именно это поприще выбрал отец.

Антония поднялась и вслед за матерью пошла к алтарю за причастием. На Рождество всегда и вино слаще, и облатка мягче. Паства, выслушав от епископа Вентурино слова благодарности кардиналу-диакону, стала расходиться.