Эрнест Риттер - Зулус Чака. Возвышение зулусской империи

— Мама! Скоро я смогу спать спокойно, подобно другим мужчинам, ибо приближается время, когда я стану большим вождем, быть может, самым главным в стране. Именно к этому я стремился с того самого дня, как нас выгнал Сензангакона. Ты же станешь главой своего собственного крааля и большой силой в нашей стране. Тот, кто заставит тебя нахмуриться, уже в этот миг будет все равно как мертв. А живущие под твоей сенью станут благоденствовать, как никто. Кого ты простишь — будет прощен. Бери из моего стада столько скота, сколько тебе понадобится, он твой так же, как мой. Ничего не жалей для себя и друзей твоих и запомни хорошенько, что истинные друзья, — это те, кто был добр к тебе в дни горя и нищеты, а не те, кто приходит теперь только для того, чтобы поесть у тебя мяса. Особенно же заботься о Пампате. Хотя я никогда не женюсь, она после тебя самый близкий моему сердцу человек.

Нанди огорчилась, так как мечтала стать когда-нибудь бабушкой. Хотя Пампата была женщиной простого происхождения, это не могло помешать ей породниться с Домом левой руки [58] Дом левой руки—в данном случае Нанди и ее потомство в целом, Большой дом — сам Чака.— Примеч. пер. или даже Большим домом. Чака попытался объяснить Нанди, почему он твердо решил не иметь наследников: достигнув совершеннолетия, они всегда становятся потенциальной угрозой правящему вождю.

Горе и слезы Нанди тронули Чаку, глаза его тоже увлажнились.

— Мама! — сказал он. — Первый раз в жизни я заставил тебя плакать — для меня это великое горе. Ведь я поклялся, что тебе больше не придется проливать слезы. Пусть заколют быка, чтобы ты осушила их и подкрепилась вкусной пищей, тогда и на сердце у тебя станет веселее. Отдай также побольше быков тем, кто меняет на них бусы. И тогда, разукрашенная так, как не снится ни одной женщине, ты снова станешь сиять улыбкой счастья и тем успокоишь мое страдающее сердце. Со временем, когда планы мои осуществятся, ты, пожалуй, согласишься со мной. А может статься, что и я соглашусь с тобой. Кто знает?

Эти слова совершенно успокоили Нанди, и она отправилась вместе с сыном домой. Увидев, что впереди них гонят принадлежащих Чаке быков и коров, она и вовсе развеселилась. А ведь это была только четвертая часть военной добычи Чаки, остальное он отдал полку в добавление к тремстам головам скота, которые подарил воинам Дингисвайо.

Многие не верят в то, что безжалостного завоевателя, каким стал потом Чака, могли тронуть слезы матери. Но мы располагаем свидетельством Генри Фрэнсиса Фина, который хорошо знал Чаку в апогее его могущества [59] «The Diary of Henry Francis Fynn». .

Дело в том, что среди зулусов Чака — фигура совершенно исключительная. Под железным самообладанием в нем скрывались и такие качества, как легкая возбудимость и сентиментальность. У него была чуткая душа артиста — недаром он слыл лучшим поэтом-песенником и танцором, шутником, не знавшим себе равных. Человеку такого склада была, очевидно, присуща большая чувствительность, нежели среднему нгуни.

Примерно в это время серьезно заболел Мбийя — приемный отец Чаки. Чака каждый вечер навещал его, проделывая десять миль туда и обратно. И это после утомительного дня, проведенного с воинами, которых он сам обучал. Чтобы продлить жизнь Мбийи, Чака пригласил лучших врачевателей и обещал им в случае успеха большое вознаграждение. Кроме того, он часто приносил в жертву предкам Мбийи хорошего быка. Только вызов на заседание военного совета в крааль Дингисвайо (О-Енгвени) мог помешать Чаке навестить Мбийю.

Шел, вероятно, 1814 год, и Чаке было приблизительно двадцать семь лет, когда Дингисвайо послал одного из своих старейшин, Нгомаана к Сензангаконе — отцу Чаки и вождю клана Зулу. Нгомаан сказал Сензангаконе: «Великий приказал мне уведомить тебя о том, что сын твой Чака находится с ним. В связи с этим Великому необходимы некоторые разъяснения». Сензангакона понял намек и с подобающим эскортом и несколькими женами поспешил в крааль Дингисвайо.

В его честь был устроен большой прием; гостей угощали с обычной для нгуни щедростью. Первое появление Сензангаконы при дворе было отмечено традиционными церемониями. Начался главный танец — инкондло. Неудержимый Чака, которого отец еще не узнал, плясал с таким искусством и темпераментом, что вызвал восхищение всех собравшихся.

— Послушай! — сказал Сензангакона. — Кто этот красивый и высокий молодой человек со светлой кожей, который так чудесно танцует?

На это Дингисвайо ответил:

— Его зовут Нодумехлези из клана Джобе. Трудно сказать, заподозрил ли что-нибудь Сензангакона, но он решился осведомиться:

— А где же тогда Чака?

— О, вождь, — сказал Дингисвайо, — он боится выйти!

День выдался жаркий, и после танцев Дингисвайо предложил Сензангаконе освежиться в протекавшей поблизости реке. Чаку и еще нескольких молодых людей он тоже позвал купаться. Когда они сняли с себя одежду, Чака заметил Сензангакону и закричал товарищам:

«Вот вождь!». Все, кроме Чаки, подобрали свою одежду и бросились бежать. Чака один остался у реки и, когда Сензангакона спросил его имя, смело ответил: «Я Чака». Так старый вождь узнал, что знаменитый молодой воин, которым он так восхищался, его сын Чака.

Сензангакона так обрадовался тому, что его вновь обретенный сын знаменит да еще к тому же красив, что всем стало ясно: именно этот сын станет его любимцем. А Дингисвайо только того и надо было; ведь, позаботившись о том, чтобы должность вождя в нескольких племенах перешла по наследству к его испытанным сторонникам, он наилучшим образом укреплял созданный им политический строй.

Однако Дингисвайо решил для верности пустить в ход колдовство. У него имелся большой запас зельев на все случаи жизни. Посвятив Чаку в свои планы, он велел рассыпать разные магические порошки по тропе, где предстояло пройти Сензангаконе, и по его циновке. Обильно посыпали ими и Чаку, чтобы его обаяние стало еще сильнее. Все эти средства, вместе взятые, должны были дать Чаке полную власть над Сензангаконой. Так оно и вышло, ибо, когда Сензангаконе намекнули на то, что его околдовали, воля старого вождя ослабела, а Чака, зная о своем могуществе, получил психологический стимул, который еще более усилил и без того почти магическое действие его личности.

В королевских домах нгуни не считались с правом первородства и преемником обычно назначали любимого сына вождя или короля. Чака же обладал четырьмя важными преимуществами: 1) он был самым старшим из всех сыновей вождя, остававшихся в живых; 2) его мужество в бою и способность командовать другими ни у кого не вызывали сомнений; 3) отец отдавал ему предпочтение; 4) он пользовался — и это было важнее всего — поддержкой Дингисвайо, желавшего ему успеха.