Эрнест Риттер - Зулус Чака. Возвышение зулусской империи

Дочери вождей, старейшин и богатых людей обходились даже без такого пояса, заменяя его символическим одеянием в виде нескольких нитей бус (в то время это был редкий и дорогой товар), закрывавших участок тела длиной три дюйма и шириной два. Бусы свешивались со шнурка, повязанного вокруг бедер, и играли роль скорее фартука, чем одежды.

На глиняный бугор высотой девять футов, служивший во время парадов трибуной, принесли связку тростниковых циновок. Матери Чаки — Нанди — они заменили кресло. Справа от нее вождь посадил свою сестру Номц'обу, а слева — другую свою, сводную, сестру Номзинтлангу, принцессу королевского дома зулусов. У ног Нанди сидела Пампата, окруженная дамами зулусского двора.

Чака стоял впереди сиденья матери, чуть ниже по склону холма, но высокий рост позволял ему обозревать все поле.

Мужские полки, численностью около тысячи воинов каждый, выстроились справа от него. Слева — напротив них, на расстоянии примерно двухсот ярдов — стояли три шеренги девушек. Мужские полки и женский медленно двинулись навстречу друг другу. При этом они пели и танцевали, но не нарушали строй, сохраняя почти безупречно прямую линию. Воины в полной парадной форме со щитами цвета присвоенного их полку являли собой великолепное зрелище. Вот показалось море белых щитов и колеблемых ветром страусовых перьев: это идут полки ветеранов. За ними следуют полки более молодых воинов с черно-белыми щитами. На солнце сверкают копья. Замечательная картина, выражающая не только суровую красоту войска, но и высокую его боеспособность. От ритмического топота тысячи ног содрогалась земля — то была зловещая демонстрация силы, впечатление от которой еще усиливалось звучным пением воинов.

Когда между шеренгами мужчин и девушек осталось всего несколько шагов, они немного отступили — столь же медленно, как сближались, но затем снова пошли вперед. Это повторилось несколько раз. Потом шеренги снова расступились, и между ними прошел Чака. Он пел песни, которые сочинил к новому году. Их подхватили заранее подготовленные запевалы, а за ними и все собравшиеся.

После этого воины образовали перед бугром полукруг, и Чака вступил в него. Песни и пляски он перемежал новыми шутками, которые встречали громкое одобрение аудитории. Все шутки были облечены в форму загадок. Например: «Труса (и-гвала) презирают, а дважды труса уважают. Что это?» Ответ: «и-гвала-гвала (красный бананоед)», яркими перьями которого награждали воинов, проявивших особую доблесть.

Чаку сменили воины и девушки, плясавшие группами по пятьсот человек. Затем они построились в роты и подошли к бугру, приветствуя Чаку и королеву-мать Ндловукази (Могучая Слониха), которую особенно почитали как первую и самую великую женщину страны.

Стоя возле сидевшей матери — случай, не имевший прецедента среди нгуни, — Чака сказал:

— Гляди, мать! Все эти люди твои. Я не бросал слова на ветер, когда клялся тебе в дни нашей бедности, что когда-нибудь ты станешь величайшей из королев.

— Да, дитя мое, ты обладаешь теперь почти пугающим меня могуществом, о котором я и мечтать не смела. Но чем больше оно становится, тем меньше я тебя вижу.

— Верно, мама, но если это могущество не будет и дальше расти быстрее, чем могущество моих врагов, тебе и всем нам придется есть ягоды в далеких лесах.

На следующий день рано утром состоялся большой военный парад. Полки соревновались друг с другом, перестраиваясь и совершая другие маневры. Парад закончился церемониальным маршем поротно. Вслед за этим все войско окружило Чаку и началась замечательная дискуссия с полной «свободой слова». Каждый полк выставил одного или двух ораторов, которые принялись критиковать различные действия и упущения короля.

Подойдя к Чаке, первый оратор бесстрашно спросил:

— Почему чужаков ставят над зулусами? Чака ответил:

— Всякий, кто вступает в зулусское войско, становится зулусом, а дальнейшее его продвижение по службе зависит только от заслуг, независимо от того, по какой дороге (ндлела) он пришел.

Двусмысленный ответ Чаки был встречен громкими возгласами одобрения: экс-каннибал Ндлела являлся наиболее ярким примером выдвижения независимо от происхождения, и он-то скорее всего (это понял умный Чака) и послужил причиной вопроса.

— Почему г'вабе отделались так легко? — спросил второй оратор.

— Брат не пожирает брата, а два брата сильнее, чем один.

Снова громовые возгласы одобрения.

— Почему не ударить по ндвандве сейчас, пока они не стали чересчур сильны? — спросил третий.

— Умный вопрос. Но скажи мне, разве рука говорит желудку, что пора есть, или наоборот?

Снова крики одобрения и насмешки над смущенным вопрошателем.

— Почему ты не убил Нобелу? — гласил четвертый вопрос. — Она послала на мучительную смерть многих невинных, обманула тебя, и ты признал ее вину.

— Она попросила убежища и по закону страны получила на него право, как только призналась в более тяжком преступлении — колдовстве.

— Да, но ты мог казнить ее за менее тяжкий проступок — обман. В этом случае она не могла бы требовать убежища. Ты же стал с ней торговаться. Зачем?

Вопрос потонул в возгласах одобрения. Чака ответил несколько раздраженно:

— Разве пальцы знают, куда голова пошлет ноги?

— Это не ответ, — закричал спрашивающий. — Скажи, зачем ты сторговался с ней и напустил на нас это чудовище?

. — Потому что она нужна мне, как нужен огонь, идущий против ветра, когда надо спастись от другого, большего огня, идущего по ветру.

— Это разумный ответ, но жаль все-таки, что ты ее отпустил.

— Почему король не женится и не имеет детей? — задал свой вопрос пятый оратор.

— Бык живет спокойно, пока бычки — его потомство — не начинают бунтовать против его власти.

— Тогда почему ты не трогаешь Дингаана (младший сводный брат Чаки), который ходит по земле как вечная угроза тебе?

— Неужели я должен убить сына моего отца?

— Нет, Могучий Слон, но запомни мои слова и не доверяй ему. То, кто любит тебя, заметили, что, когда он смотрит на тебя, в его глазах появляется злобный блеск. Носи щит на спине, отец мой.

— Когда воинам будет разрешено жениться? — спросили далее Чаку.

— Для молодых воинов брак — безумие. Их первый и единственный долг — защищать нацию от ее врагов. Но выполнять его как следует они могут, только когда руки их не связаны семьей. Пусть достигнут зрелого возраста и докажут свою доблесть, тогда я стану давать разрешения на брак отдельным воинам или даже особо отличившимся полкам. Но пока не будет в стране безопасности от нападения внешних врагов, запрет на браки сохранится и будет сниматься только в совершенно исключительных случаях.