Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства

«Ну, вот все, точка… Никакая сила нас теперь не остановит!» — торжествуя, подумал Кольцов. Обернувшись к железнодорожникам и перекрывая гул топки, крикнул:

— Поднимайте до отказа давление и прыгайте!

Машинист посмотрел на манометр, перевёл взгляд на кочегара. Тот энергично бросал уголь в топку. Поезд бешено мчался по степи, и стук его колёс слился в протяжный гул. Все больше отставали от поезда всадники, круто осаживали коней и в бессильной ярости палили вслед ему из коротких кавалерийских карабинов. Стриженный «под бобрик» капитан вбежал в станционное помещение, бросился к телефону. Долго и бестолково с остервенением крутил телефонную ручку.

— Эй, вы там! Закройте выходной путь! Остановите литерный! — закричал он в трубку. — Перегон… так вас разэтак… занят!.. Что-о? Как это — поздно?!

Он грузно осел в кресло, глядя остекленевшими глазами на телефонную трубку. Отшвырнул её, как отбрасывают ненужную, бесполезную вещь, — и она бессильно повисла на шнуре. Положил голову на стол и так застыл в неподвижности. Своё ближайшее будущее он представлял отчётливо: трибунал, расстрел. И он уже бессилен что-либо изменить в своей судьбе. Ибо до его ареста оставались минуты… «Из пункта А в пункт Б…» Как давно это было — гимназия, военное училище! Жизнь казалась вечностью… «Из пункта Б в пункт А…» Когда же они встретятся?.. Когда? Нет, лучше бы они никогда не встречались… До ареста капитана оставалось ровно столько времени, сколько понадобится этим двум бешено несущимся навстречу друг другу поездам, чтобы они встретились! Так встречается молот с наковальней. «Нет! Нет! — не мог примириться с неотвратимостью будущего незадачливый капитан. — Здесь какая-то страшная ошибка. Я же не виноват. Я сделал все возможное…»

Из труб спаренных паровозов, тянувших изо всех сил литерный поезд, вырывались искры. Два прожекторных фонаря своими мощными лучами вспарывали темноту ночи, освещали стремительно летящее под паровоз полотно дороги. Теперь никакая сила на свете не могла остановить этого стремительного разгона. Дробно стучали на стыках колёса тяжёлых платформ. Угрюмо чернели старательно укрытые брезентом громады танков.

«Спокойней, спокойней! — уговаривал себя Кольцов. — Нужно им дать сблизиться предельно, чтоб наверняка! Слишком большая ставка!.. А эти паровозники — хорошие парни! Поняли, что от них требуется».

Стрелка манометра плясала у красной черты, когда Кольцов решительно приказал:

— Прыгайте!

Сначала кочегар, следом за ним и машинист, ни секунды не мешкая, спустились по лесенке и выпрыгнули из паровоза.

Из тёмного предгрозового неба неслись звезды, как будто навстречу литерному устремились тысячи поездов с зажжёнными огнями. В напряжённом душном воздухе чувствовалось приближение грозы.

Кольцов чуть-чуть помедлил, глаза вдруг на мгновение от пережитой напряжённости застлало темнотой, и все же, собрав все силы, он положил руку на реверс, чтобы ещё сильней, до предела отжать его вниз. Паровоз заметно убыстрял свой ход. Его все сильнее бросало из стороны в сторону. Кажется, все сделано как надо. Кольцов взялся за поручни и вышел из паровоза. Он увидел вдали приближающуюся световую точку — встречный состав. На последней ступеньке задержался. Здесь особенно чувствовалась бешеная скорость. Ураганный ветер пытался оторвать Кольцова от железных поручней. Он что есть силы оттолкнулся и полетел в темноту…

Что было потом, он помнил смутно. Его обо что-то ударило, протащило, снова ударило… Что он жив, он понял по затухающему вдали торопливому перестуку колёс.

А затем раскололось небо, взметнулся ослепительно яркий огненный смерч. От страшного взрыва содрогнулась земля…

12 сентября Деникин отдал новую директиву войскам о переходе в общее наступление по всему фронту — от Волги до румынской границы. Но это было сказано больше для красного словца — наступать по всему фронту белые войска уже не могли. Наиболее боеспособной и сильной была лишь Добровольческая армия, на неё в первую очередь и возлагал свои надежды Деникин.

Донская же армия была серьёзно деморализована постоянными поражениями. Многие донцы разуверились во всем и не желали воевать за пределами своего края. Дон лихорадило, начались восстания, раздавались голоса о примирении с большевиками. Усилились колебания среди кубанского и терского казачества; значит, на Кавказскую армию рассчитывать тоже не приходилось. Поэтому Донской и Кавказской армиям отводилась, по новой директиве, второстепенная роль. Им надлежало лишь сковывать действия красных на фланговых направлениях. Деникин надеялся, что успехи Добровольческой армии в дальнейшем подстегнут и «донцов» и «кавказцев».

Был и ещё один серьёзный расчёт у Деникина. Антанта усиленно вооружала армии Юденича и Колчака, и они готовились с новыми силами выступить против Советской республики. В этих условиях Деникин считал нецелесообразным выпустить на военную арену все свои войска: можно было потерять их и тогда бы оставалось только одно — с завистью взирать на успехи своих соперников.

Военные события на центральном участке фронта — от Курска до Воронежа — развивались с исключительной быстротой. 20 сентября соединения Добровольческой армии, нанеся поражение частям Красной Армии, захватили Курск. Развивая успех, корпус Кутепова, конные корпуса Шкуро и Юзефовича энергично продвигались на брянском, орловском и елецком направлениях. Никогда ещё противник не был так близко к самым жизненно важным центрам.

С 21 по 26 сентября состоялся Пленум Центрального Комитета партии, которым руководил Ленин. ЦК предложил провести новые мобилизации коммунистов и представителей рабочего класса и направить их на укрепление Южного фронта. Кроме того, было решено перебросить на Южный фронт с Западного кавалерийскую бригаду червонных казаков и Латышскую стрелковую дивизию. Лучшие воинские части перебрасывались с Северного фронта и с петроградского участка Западного фронта. Рабочие Москвы и Петрограда послали на Южный фронт большую группу коммунистов. На Южный фронт шли эшелоны из Иваново-Вознесенска, Ярославля, Костромы, Саратова, Симбирска, Новгорода… Закрывались райкомы: все уходили на борьбу с врагом…

Однако, пока шли мобилизации, переформирование и укрепление красных дивизий, Добровольческая армия вышла на линию Кролевец, Дмитровск, Ливны, Воронеж. 13 октября войска Красной Армии оставили Орёл. Деникин был уверен, что падение Москвы теперь — вопрос дней. Не думал он в те дни, что это были последние успехи его армий.

Уже 18 октября советские войска с трех сторон охватили Орёл. Над вражескими войсками нависла угроза окружения, и они изо всех сил пытались остановить наступление красных полков.