Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона

— Великолепно, ваше величество. Как вы и предсказывали, сословие чиновников встречает в штыки каждое нововведение.

Это нисколько не удивляло Чэсу Хоя, поскольку первая из реформ молодого императора предусматривала упразднение практики экзаменов на право занимать государственные должности и внедрение западного стиля формирования номенклатуры, где главным для чиновника являлось не знание классической литературы, а способности и практические навыки работы. Другие реформы предусматривали увеличение налогов для состоятельных людей, перераспределение в пользу крестьян тех земельных угодий, собственники которых проживают вдали от своих владений, а также упразднение привилегий, которыми пользовался чиновничий класс. Маньчжурские власти с легкостью пускали под откос каждое из этих нововведений. Чему способствовали и слухи, умело распускавшиеся Чэсу Хоем через давно налаженные каналы. В них утверждалось, что за реформами стоят некие злокозненные анархисты.

Когда Чэсу Хой закончил доклад, вдовствующая императрица опустилась в свое любимое сатиновое кресло и улыбнулась. Когда же придет новая трубочка? Потом она вспомнила о племяннике, и с ее губ сорвалась клятва:

— Он не переживет меня! Не переживет!

Цыси бросила взгляд на главного евнуха. Тот все еще говорил. У него были красивые губы. Цыси наблюдала за тем, как они раздвигаются, меняют форму и производят на свет слова. Ей всегда нравились губы евнухов.

— Вы нашли его? — наконец спросила она.

Чэсу Хой потупился.

— Нашли? — завопила Цыси.

Главный евнух надеялся на то, что вдовствующая императрица позабыла о Бивне Нарвала, как она забывала о многих других вещах.

— Если ты хочешь сохранить хотя бы то немногое, что осталось в тебе от мужчины, советую тебе раньше, чем закончится год, найти Бивень.

— Когда вы видели его в последний раз?

Май Бао смотрела на офицера полиции. На вид ему было около сорока — то ли чуть меньше, то ли чуть больше.

«Высоковат для китайца хань, — подумала она, — и я ему явно нравлюсь».

Он пришел к ней уже в третий раз и, как подозревала Май Бао, не только для того, чтобы задавать вопросы о ее бывшем любовнике, книжнике.

— Почти семь месяцев назад, — ответила она.

— С ним кто-нибудь был?

— Помимо меня? — уточнила девушка.

— Да, помимо вас. Были ли с ним торговцы?

— Нет, мы встречались с глазу на глаз.

— Не показалось ли вам, что на этот раз он вел себя несколько странно?

Май Бао кивнула, но ничего не сказала. Девушка очень хорошо помнила последнюю встречу с книжником.

Она скатилась со своего меченого любовника и села на край кровати. Его сексуальное влечение с годами ослабевало, а теперь он и вовсе потерял интерес к обычному способу совокупления. Он соглашался на новые формы игры в «облака и дождь», но, к сожалению, все они исключали возможность зачать ребенка, не говоря уж о двух, которые были ей нужны.

Но Май Бао обладала железной волей и знала: никто не сможет лишить ее возможности осуществить законное женское право стать матерью.

Молодой книжник Май Бао перевернулся на кровати и обнял ее за бедро, она же мягко, но уверенно сняла с себя его руку, проговорив:

— Спи.

Без лишних возражений любовник снова повернулся к стене, скрыв от нее багровую щеку, и вскоре Май Бао услышала его спокойное и ровное дыхание. Несколько мгновений Май Бао размышляла над тем, что с ним стало, куда подевался тот юный романтичный возлюбленный, которым он некогда был. Откуда в нем взялась жестокость? Почему, подбираясь к вершине чувств «облаков и дождя», казалось, будто он пытается причинить ей боль?

Во сне он пробормотал: «Где два цирюльника?» — повернувшись к полицейскому, сказала Май Бао.

— Два цирюльника? — переспросил офицер.

— Да, именно так он сказал, и с тех пор я его больше не видела.

— Этот человек — просто дурак, если решил бросить вас.

— Хотите чаю? — Май Бао посмотрела в безумные глаза стоявшего перед ней мужчины.

Этот разговор произошел шесть недель назад, и теперь офицер стал ее новым любовником и, как она надеялась, будущим отцом ее будущих дочерей. Сейчас он ждал ее в вестибюле Театра сказителей Ипинь Лоу на улице Шаньси Лу.

Спустившись по двум ступенькам кареты, Май Бао увидела крупные заголовки газет, выставленных в стоявшем неподалеку киоске. Еще один китайский торговец — уже шестой за месяц — найден мертвым в своей лавке с надписью «Казнен как предатель», выведенной чернилами у него на лбу.

Май Бао ждала любовника в отдельной комнате в задней части театра, полагая, что его опоздание — феномен, совершенно несвойственный этому человеку, — связан с новым убийством. Он, как представитель китайской полиции, расследовал и предыдущие убийства, так что сомневаться не приходилось: теперешнее тоже поручат ему.

Офицер появился лишь после полуночи, и Май Бао сразу же поняла, что он приехал прямиком с места преступления. Ей было хорошо знакомо его мрачное выражение лица и отстраненный взгляд.

— Это было столь ужасно? — спросила Май Бао.

Поначалу он молчал, а затем спросил:

— Твоя эрху с тобой?

Май Бао кивнула служанке, и та передала ей инструмент.

— Хорошо. Сыграй мне что-нибудь такое, что очистит мои мысли и поможет забыться.

Служанка погасила свет и зажгла свечу. Май Бао опустилась на колени, расправила юбки и взяла инструмент. Полицейский закрыл лицо ладонями. Май Бао взяла первую ноту, затем вторую, гораздо выше первой, и запела. Она пела о Священной горе Аньхуэй, стоящей далеко на юге, в провинции Аньхуэй, где в древности монах увидел, как мир собрал все свои силы и подарил жизнь ослепительному городу.

Возлюбленный Май Бао поднял голову, и девушка увидела слезы в его глазах. Она улыбнулась про себя. Она знала, что у плачущих мужчин обычно рождаются дочери, и очень часто — двойни.

«Это положило бы конец всем глупостям», — подумала она.

К концу песни ее любовник взял себя в руки и потребовал у служанки Май Бао принести вина. Когда служанка вернулась, Май Бао отослала ее прочь, налила бокал и протянула возлюбленному.

Он сделал большой глоток.

Май Бао наклонилась и попробовала вино с его губ.

Он тоже налил ей бокал, и девушка улыбнулась. Потом отпила из бокала и снова наклонилась, раздвинув губы. Он нежно прижался ртом к ее губам и стал смаковать ее язык. Одновременно рука его потянулась к поясу на ее талии. Платье Май Бао разошлось, и она послушно раздвинула ноги.

Был налит еще один бокал, но он стоял нетронутым на маленьком лаковом столике, отражая свет единственной свечи. А тела их сплетались в радуге отблеска, сулившего приближение «облаков и дождя». «Облаков и дождя», которые — Май Бао не сомневалась — подарят ей по крайней мере первую из двух дочерей, необходимых для того, чтобы получить имя Цзян.