Джеймс Купер - Шпион, или Повесть о нейтральной территории

В письме к издателю Купер говорил, что хотел бы изобразить «американские нравы и сцены». В ту пору под впечатлением от исторических романов Вальтера Скотта, открывшего нравы своей страны (прежде всего, шотландцев), в национальных нравах, выразительно изображенных, искали объяснения исторических судеб того или иного народа, его прошлого и настоящего.

Нам может показаться, что в этом романе о войне слишком много нежных чувств, что любовь тут зачастую оказывается важнее патриотизма. Может быть, автор нарочно так сделал, чтобы развлечь читателей? Нет, исторически так получилось, что чувства играли в той борьбе огромную роль, поскольку «свои» сражались со «своими».

На протяжении всего романа то и дело речь идет о некоем Андре. Он был повешен американским военным судом 2 октября 1780 года, примерно в то самое время, когда начинается роман. Для персонажей романа гибель Андре — свежая и ужасная новость. Кажется, в первую очередь дамы не могут забыть, какой это был обходительный и обаятельный кавалер. На деле это был тоже разведчик, шпион, только с британской стороны, француз по происхождению, чуть было не добившийся от американцев сдачи важнейшего стратегического пункта. Война приняла бы другой оборот, если бы Андре удался его план. И этот дерзкий план едва не удался именно потому, что Андре (такой душка!) был своим человеком среди состоятельных американцев, хотевших зависимости больше, чем независимости.

Упоминается в романе и американский связной Андре — генерал Бенедикт Арнольд. Сын аптекаря, он проявил исключительные воинские способности. Среди американских полководцев, пожалуй, не было человека более яркого, чем Арнольд. Помимо всего, он отличался несравненной личной храбростью. По льду под пулями лично он вел ополченцев на штурм Монреаля. Под Саратогой сражался опять-таки в одном строю с солдатами и был ранен. Тогда еще не получившие прибавки к жалованью солдаты тем не менее стояли насмерть как раз потому, что здесь же стоял их начальник. А когда пронеслась весть о предательстве Арнольда, то было, казалось, легче поверить в то, что река Делавар, которую он форсировал, повернула вспять.

Следуя Вальтеру Скотту, изображавшему безвестных героев подробнее, чем известных, Купер лишь упомянул Арнольда. Но его читатели и так знали, в чем дело. Назначенный военным губернатором Филадельфии после ее освобождения от англичан Арнольд женился на дочери человека, игравшего в Филадельфии такую же роль, какую де Ланси играли в Нью-Йорке. Средства и влияние этого человека были таковы, что армии приходили и уходили, а он со всеми своими владениями, домами и службами, каретами и слугами оставался. Когда Филадельфия была оккупирована, у него в доме на пышных балах присутствовал сам генерал Клинтон, британский главнокомандующий, а также его обаятельный, хорошо воспитанный, балагур и танцор адъютант Джон Андре. Когда Филадельфия была освобождена, «американский аристократ» опять давал балы, не менее пышные, и бывал на этих празднествах американский военный губернатор — генерал Арнольд. Он оказался без ума от дочери хозяина дома, а она познакомила его с Андре. Поскольку другие военачальники в американской армии Арнольду завидовали и по мере сил старались лишить его должных, вполне ему полагавшихся почестей и наград, бравый генерал чувствовал себя уязвленным, и его оказалось возможным склонить к союзу с противником.

Предателю нет прощения: несмотря на все свои доблести и заслуги, Арнольд понес историческую кару, оставшись в памяти потомков символом вероломства.

Но Купер знал больше. По преданиям и рассказам очевидцев, а главное, по итогам исторического развития со времен борьбы за независимость можно было судить об американцах, о национальных нравах, как они раскрылись в своих стремлениях. Кто наживался и роскошествовал уже во время войны, кто с расчетом ждал момента, когда борьба будет закончена и настанет время делить добычу.

Своим романом Купер хотел напомнить о том, что среди всевозможных характеров и нравов были и такие, как тот разведчик… А они были, и в немалом числе.

Сто пятьдесят смельчаков из Мериленда пошли под Нью-Йорком в атаку на целую армию. С Бруклинского холма, где расположился тогда Вашингтон, хорошо было видно, как шли: полковник с клинком наголо впереди, за ним цепочка солдат, а перед ними стена из красных и голубых мундиров. Они и жалованье еще не успели получить, но шли… «Ах, какие герои!» — все, что сказал Вашингтон и зажмурился.

А Эдвард Хэль — Купер его называет: они ведь из одного университета, и когда Купер в этот университет, Йельский, пришел, он слышал легенды об Эдварде Хэле, студенте второго курса, — в пятнадцать лет тоже стал разведчиком, попал в плен, стали его вешать (шпиона расстрела не удостаивали), петлю надели и спрашивают, не жалко ли ему с жизнью расставаться? Рассказывали, будто Хэль отвечал: «Жалею, что у меня лишь одна жизнь, которую можно отдать за родину». На всех памятниках Хэлю эти слова выбиты, в том числе перед зданием Йельского колледжа, где и он, и Джеймс Фенимор Купер (с расстоянием в четверть века) учились. Потом в архивах нашлись записки того британского офицера, который Хэля казнил. Парень, оказывается, сказал просто: «Приказ надо выполнять». Ответ, сами понимаете, тоже неплохой…

Были братья Бушнел, из того же Коннектикута, где находится Йельский университет. Университета они не заканчивали, но один из них, невероятно смышленый, был изобретатель, построил нечто вроде подводной лодки (в 1776 году!). Называлась она «Черепахой», потому что напоминала два вместе сложенных черепаховых панциря. Продержаться на ней под водой можно было почти полчаса. Приводилась она в движение, как велосипед, педалями. На лодке поплыл сержант Ли. Задача была — подорвать британский флагман, стоявший на рейде. Операция ему не удалась, но были же такие беззаветные смельчаки!

А в тех самых местах, где поселились молодые супруги Купер, в поселке Нью-Рошель, была странная одинокая могила. Лежал в ней человек, называемый Здравым Смыслом, а настоящее его имя Том Пейн. Это он своим памфлетом «Здравый смысл» когда-то воодушевил американцев на борьбу с английским королем, он шел нога в ногу с ополченцами, сообщая о военных действиях, его слова повторяла вся страна: «Приходит время испытаний духа человеческого. Бойцы до срока и патриоты на час не станут в трудную пору служить своей стране, но кто не покинет наших рядов теперь, тот заслужит вечную любовь и благодарность». Вот когда это время пришло, были нужны, очень нужны, такие, как Пейн или Хэль, а когда время то миновало и быльем память революции поросла, тогда сделались они не нужны, совсем не нужны: Пейна даже отказались на кладбище положить, похоронили среди поля.