Александр Косарев - Глаз Лобенгулы

И вдруг совсем рядом раздался трубный звук. Замерший на месте проводник предупреждающе вскинул руку. Затем повернулся к нам и отчаянно что-то прокричал. По его расширившимся глазам и мигом посеревшим щекам я понял, что угроза надвигается нешуточная. Как назло, тропа в этом месте была слишком узкой, чтобы позволить нам быстро развернуться. Первым на сигнал проводника среагировал Зомфельд: резко натянув поводья вставшего на дыбы Боливара, он развернулся на узком пятачке, словно бывалый ковбой. Я тоже дернул повод, но, как назло, не в ту сторону, и моя лошадь тут же уперлась в круп другой — той, что служила запасной и шла следом. Пока я пытался с ней разъехаться, грозный трубный звук прозвучал еще ближе. Бросив взгляд в сторону, откуда он раздавался, я увидел, что метрах в двадцати от нас среди деревьев колышутся серые слоновьи туши. Стадо надвигалось столь быстро и решительно, что напоминало несущуюся с горы лавину.

Я изо всех сил натянул поводья. Мимо, как в замедленном кадре, проплыло лицо Найтли, тоже отчаянно пытающейся развернуться. Дальше я уже действовал на автомате. Свесившись с седла, умудрился дернуть уздечку ее мерина с такой силой, что бедное животное едва не лишилось нижней челюсти. Отчаянно рванув вслед за натянутыми поводьями, лошадь Найтли сделала гигантский прыжок вперед и, теряя на ходу с треском отрывающиеся от седла мешки, понесла мою самую главную и драгоценную ношу прочь от опасной тропы.

Минут через десять бешеной скачки мы с Найтли почувствовали себя в относительной безопасности и придержали загнанных и перепуганных лошадей.

— Где же остальные? — тяжело дыша, поинтересовалась девушка, приподнимаясь в стременах. — За Зомфельда я не особо беспокоюсь, он человек бывалый, а вот дядюшка Дре… Он ведь, кажется, так и не успел вскочить на лошадь…

— Чертовы мастодонты! — пробормотал я, трясущимися пальцами запоздало пытаясь расстегнуть сумку с BXP. — Эх, надо было дать очередь у них над головами, глядишь, со страху и притормозили бы.

— О, нет, Санья, — возразила Найтли, — ты плохо знаешь слонов. Скорее всего, твоя трещалка разозлила бы их еще больше. Давай лучше вернемся, — потянула она меня за рукав, — и проверим, как там наш проводник. А то у меня сердце не на месте.

На всякий случай я всё же изготовил автоматик к стрельбе, и мы поехали обратно, двигаясь очень осторожно. Немного осмелели, лишь когда очередной хриплый слоновий клич донесся уже откуда-то справа и издалека. Пришпорив безропотных лошадок, приблизились вскоре к тому месту, откуда совсем недавно столь поспешно бежали. В лесу стояла оглушительная тишина, до наших ушей не доносилось ни звука.

— Эй, кто-нибудь, отзовитесь! — заорал я что было сил, от волнения перейдя на русский, и сделал два выстрела вверх.

Где-то позади хлопнул одиночный выстрел, и мы поняли, что с Зомфельдом всё в порядке.

Вдруг из кустов, мотая оборванными поводьями, выскочила лошадь дядюшки Дре. Завидев нас, она коротко заржала и оглянулась, будто приглашая сделать то же самое. Я подъехал ближе и увидел буро-желтое пятно накидки, распластанной посреди тропы.

— Найтли, оставайся на месте, — приказал я, спешиваясь.

Направляясь к втоптанной в грязь накидке, в душе я надеялся, что проводник просто обронил ее при бегстве. Увы, уже в пяти шагах от нее я понял, что надеялся напрасно. Из-под куска ткани торчала кисть руки, всё еще судорожно сжимающая обрывок уздечки. Видимо, когда испуганная лошадь рванула в сторону, дядюшка Дре не успел выпростать руку из поводьев и был практически мгновенно растоптан слоновьим стадом.

Вскоре подъехал Вилли и, достав из рюкзака раскладную лопату, без лишних слов принялся копать могилу. Я помогал ему, обрубая топором корни деревьев. Найтли начала было извлекать из земли изувеченное тело проводника, но при виде крови ей стало нехорошо, и дальнейшим погребением занимались уже только мы с Зомфельдом. Нечего и говорить, что сразу по завершении сей тягостной церемонии наша троица поспешила убраться с этого страшного места.

Утро следующего дня тоже выдалось безрадостным. Ясная погода, стоявшая накануне, резко изменилась: по нашим головам уныло зашлепали капли дождя. Сбившись потеснее, мы ехали неведомо куда, ориентируясь только по компасу и старательно придерживаясь направления на север.

К счастью, еще до полудня повезло выбраться на вполне приличную проселочную дорогу, которая примерно через час и привела нас в небольшое селение, раскинувшееся вдоль узкой речной низины. Правда, это был еще не поселок Капатени, являвшийся своеобразной вехой маршрута, а всего лишь деревушка Пинсел, но мы были рады и тому. Вилли, не теряя ни минуты, оставил свою лошадь на наше попечение и пошел по домам в поисках нового проводника.

— Может, вам с Вилли всё же лучше вернуться, пока не поздно? — сделал я еще одну попытку отговорить Найтли от продолжения путешествия со мной. — Дорога назад известна, до границы доберетесь и без проводника…

— Трагическое происшествие с дядюшкой Дре не может служить основанием для того, чтобы оставить тебя одного, — гордо вскинула подбородок амазонка. — А если бы мы с тобой искали какого-нибудь моего родственника в русской тайге? Ты что, спокойно покинул бы меня после первой же неудачи?

— Нет, конечно, мне бы такое и в голову не пришло!

— Вот и мне… не пришло, — отчеканила она. — Если мы живем в Африке, Санья, это еще не означает, что ведем себя как-то иначе.

Я пришел к очередному выводу: этот удивительно красивый человечек наделен еще и удивительно твердым и цельным характером. Но одновременно понял и то, что не только моя персона послужила причиной ее решения участвовать в поисковой экспедиции. Скорее, девушку вело вперед желание совершить нечто такое, что возвысило бы ее в собственных глазах.

Вилли вернулся с парнем лет двадцати пяти, одетым в довольно опрятный длинный балахон. Улыбчивый, украшенный шрамами на щеках и подбородке, новый проводник, в отличие от дядюшки Дре, владел примерно парой сотен английских слов.

— Я есть Фуби, — представился он, гулко постучав кулаком в грудь. — Мой вас до реки проводить. Если не хотеть в Масанжена, надо идти к Саби. Река плыть… хорошо!

— Далеко ли до реки? — поинтересовался я.

— Два дня и… кусочек, — окинул молодой человек взглядом наш караван. — Одни люди — два дня. Люди и лошади — еще немного, — пояснил он.

Получив от меня полтораста рэндов в качестве аванса, Фуби деловито поправил котомку за плечами, перехватил поудобнее посох и, более не оборачиваясь, быстро зашагал по дороге.

Последующие два дня можно смело сравнить с марафонским забегом. Чтобы быстрее подготовиться к дневному маршу, вставали еще затемно. Пока Фуби варил для всех кофе, мы уже сворачивали палатки и упаковывали вещи. Наскоро позавтракав, усаживались в отсыревшие за ночь седла и начинали очередной восьмичасовой переход. Длинноногий молодец шагал так быстро, что даже наши лошади едва поспевали за ним. От почти непрерывной скачки, перенапряжения и недоедания щеки у всех ввалились, одежда давно уже выглядела чуть ли не ветошью — на поддержание ее в порядке не хватало ни сил, ни времени. Плоты, груженные пригоняемыми из Замбии животными, отправлялись с трехдневным интервалом, и дорог был каждый час.