Бенджамин Рошфор - Фанфан и Дюбарри

"— Неумолимо? Почему мне пришло в голову именно это слово? — подумала женщина. Почему именно это горькое слово, ведь просто незнакомка помахала незнакомцу!"

Мужчина на "Камоэнсе" продолжал махать, хотя с растущим расстоянием становился все меньше. В тот миг, когда он должен был совсем исчезнуть из виду, она заметила, что рядом с ним появилась какая-то женщина. Потом обе фигуры растаяли вдали, женщина отвернулась и ушла к своему мужу, чтобы выпить с ним чаю. На палубе "Камоэнса" эти взаимные приветствия не ушли от внимания спутницы мужчины в синем.

— С кем ты прощался, дорогой?

— Да ни с кем! — ответил он, смеясь. — С какой-то милой дамой, пожелавшей нам счастливого пути!

— Мне больше нравится здесь, чем ей может нравиться там! Старший офицер сказал мне, что тот корабль пришел из Америки, и что на нем воины, раненые в этой ужасной войне — их везут домой.

Мужчина в синем и его спутница тоже пошли выпить чаю — в ту самую минуту, когда на бриге, плывшем в Лондон, молодая женщина села лицом к лицу со своим мужем капитаном Диккенсом, который полулежал на кровати, опираясь на большую подушку и любовно глядя на супругу, наливавшую ему чай.

— Почему вы так меня разглядываете, мой милый?

— Потому что вы так прекрасны! Я не могу налюбоваться вашей красотой, вы же знаете! — усмехнулся капитан Диккенс. — Даже привычка видеть вас не притупила восхищение, что вы моя, что вы моя жена! Но почему вы так задумчивы?

Молодая женщина улыбнулась.

— Нет, ничего. Просто пришло в голову…

— Что?

— Да ничего, в самом деле. Как вы себя чувствуете, Элмер? Как ваша нога? Элмер! — вдруг вскрикнула она.

Капитан Диккенс закрыл лицо руками и тихо заплакал.

— Элмер! Милый! Что с тобой?

— Я так боюсь остаться калекой! — тихо ответил он. — Господи Боже! Счастье еще, что у меня есть вы. Дай Бог мне никогда не потерять вас, Летиция!.

Плыли они до Франции семь дней. Погода стояла прекрасная, море спокойное. Дебора была очень мила. Узнав, что Тюльпан обнаружил в квартире Рурка не ключ к тайне своей жизни, а только мертвое тело, пыталась утешить его, как могла.

— Мы вместе откроем эту тайну! — говорила она. — Мы сумеем установить твое происхождение!

Так наконец Тюльпан узнал о тех фантастических догадках, которые возникли у неё при виде его татуировки. Поскольку возвращались они во Францию, а значит и к "дорогому" герцогу Шартрскому, Тюльпан настрого запретил ей обсуждать свои догадки с кем бы то ни было, даже с ним самим.

— Обсудим это позднее! — обещал он, чтобы не слишком разрушать её мечты. Не потому, что сам не интересовался своей семьей и своим прошлым, но, по правде говоря, был сыт своими приключениями и несчастьями, сердце его разрывалось от неотступных мыслей о непоправимой потере Летиции, и ему слишком хотелось покоя. Теперь он мечтал о спокойной жизни без проблем, по крайней мере, на первое время, — надеясь, что месяцы, проведенные в Бордо дадут такую возможность: просто, без проблем и будь что будет!

На ке дю Лайон их встречала сестра Деборы Ташингем. Помахав зонтиком, хранившим её от майского солнца, та ловко выскочила из экипажа в тот самый миг, когда Дебора со своим возлюбленным в сопровождении носильщиков сошла на берег.

Когда сестры со слезами и вздохами наобнимались, Дебора с ещё не просохшими глазами, но с улыбкой на лице представила:

— Это моя сестра, милый!

— Мое почтение, мадам Баттендье! — приветствовал Тюльпан и поклонился.

Аврора! Сестрой Деборы Ташингем оказалась никто иная как Аврора Баттендье — а ироническим и нежным свидетелем их встречи был "Фанфарон", пузатый парусник, в чреве которого они впервые занялись любовью, и который был пришвартован рядом с "Камоэнсом", с которого сошли на берег Тюльпан с Деборой! Недаром Аврора Баттендье в эту минуту казалась свалившейся как минимум с Луны!

— Но это же Фанфан! — воскликнула она, внимательно взглянув на сестру. — А ты его именовала в письмах Ролло!

— Что? Вы знакомы?

— Фанфан! Ну надо же! — пораженно воскликнула Аврора и расхохоталась.

— Аврора! Вот так встреча! Как поживает Оливье? — Тюльпан был рад и вместе с тем смущен.

— Он будет очень рад тебя увидеть!

Аврора и Фанфан кинулись друг другу в объятия, и теперь свалившейся с Луны казалась Дебора. Она была настолько потрясена, что пришлось наспех объяснить, что два года назад Фанфан был на постое в доме Баттендье, что они стали добрыми друзьями и что…

— Добрыми друзьями? — протянула Дебора, прекрасно знавшая свою сестру.

— Ну, Оливье с Фанфаном, разумеется! — с подозрительной нервозностью и неуместным смехом поправилась Аврора, но тут же продолжала: — А мы все так тогда беспокоились, мой жучок, когда ты ночью вдруг исчез и с той поры ни слуху, ни духу!

Когда их чемоданы погрузили и они расселись в экипаже, Тюльпан начал рассказывать, что пережил за эти годы и каким образом с Корсики попал в Англию.

— Чтобы стать там любовником моей сестры! — прыснула Аврора, немилосердно ущипнув Тюльпана за бедро.

— Это не худшее, что с ним могло случиться! — заключила Дебора, которая была раздражена, что сестра оказалась знакомой с Тюльпаном раньше, чем она и тем испортила сюрприз, и — хотя и не была уверена — боялась наихудшего! Недаром же Аврора называла его "мой жучок"!

— Но в Англию я прибыл совсем не ради этого! — сказал Тюльпан, целуя руку своей английской любовнице, почувствовав, как той все действует на нервы. — Однако Господь Бог по счастью сделал так, что несчастье, едва не стоившее мне жизни, закончилось такой счастливой встречей!

Дебора рассказала сестре о той ужасной ночи в Вуди Хилл, как будто там была сама. Рассказ она закончила как раз перед домом Баттендье, когда на его пороге появился Оливье, увидевший из окна их приезд.

— Ну надо же! — едва смог выдавить Оливье. Он ждал некоего сквайра, лорда или хотя бы бифитера из королевской гвардии — кого же еще? Но кого он перед собой видел? Милейшего Фанфана!

И перед домом Баттендье долго были слышны возгласы и крики обоих приятелей, хлопавших друг друга по спинам — а через пять минут вся эта прекрасная компания уже сидела в салоне, пила шампанское и говорили наперебой, чтобы поскорее рассказать друг другу о себе, о том, что и как сумели пережить. Все были так счастливы, что снова встретились, и никто не думал ни о чем ином — кроме Тюльпана, говорившего себе: "- Для начала Аврора ущипнула меня за бедро — так что же будет дальше?". И кроме Авроры, которая вся горела, как в огне, твердя себе: " — Тюльпан стал ещё красивее, чем прежде, я все ещё ему нравлюсь, и вообще, разве возможно, чтоб он был влюблен в мою сестру?". И кроме Деборы, которая говорила: "- Когда пятнадцать лет назад родители разошлись и наша мама с Авророй переехали в Париж, ей пришлось дочь отдать в монастырь Вознесения в квартале Сен-Дени, обнаружив, как неприлично та себя ведет с молодым кучером". В монастыре Аврора познакомилась с какой-то Фаншеттой, с которой до сих пор переписывается и о которой мне писала, что та весьма слаба на передок… Да, из-за этого всего мне стоит опасаться за Фанфана!".