Владимир Малик - Посол Урус Шайтана

— Гяур! Собака! — цедил Гамид, сдерживая стремительный натиск своего бывшего раба. — Раб! Сейчас ты будешь с глазу на глаз с аллахом!

— А может, ты, Гамид? — усмехнулся Арсен, перепрыгивая через трупы двух янычар. — У тебя больше возможностей встретиться с ним сегодня!

Он сделал глубокий выпад и почувствовал, как сабля туго вошла в грудь спахии. Гамид охнул и покачнулся назад. Но, видно, рана оказалась неглубокой, он собрал все остатки сил и, словно дротик, метнул свою саблю в Арсена. В последнее мгновение Арсен угадал коварный замысел врага и успел отклониться. Сабля просвистела мимо уха, задев лишь эфесом, и воткнулась в снег.

Ответный удар запорожца был неотвратим: Гамид откинул голову, широко открыл рот и тяжело рухнул на утоптанный, бурый снег.

— Ну, братья, айда! Будем кончать супостатов! — Серко с Метелицей и Секачом побежали к восточной стене, где еще слышались крики и удары металла о металл.

Звенигора вытер саблю и взглянул в неподвижное лицо своего мертвого врага. С Гамидом было покончено. Он лежал навзничь, огромный, тяжелый и совсем не страшный. Стеклянными глазами глядел в чужое небо, которое хотел сделать своим.

Позади послышался скрип снега. Арсен порывисто обернулся: к нему медленно приближался турок. Тень от куреня закрывала его лицо. Арсен вновь поднял саблю, но турок вдруг протянул вперед обе руки и тихо промолвил:

— Салям, Арсен! Неужели не узнаешь?..

— Ненко?!

— Да, я, Сафар-бей… Несчастный Сафар-бей, которому предначертал аллах умереть сегодня от твоей руки, как только что умер Гамид… Арсен, прошу, убей меня. У самого рука не поднимается нанести себе последний удар.

— Ненко, о чем ты говоришь? Забудь свое страшное имя — Сафар-бей. Ведь только по вине этого чудовища, — Арсен указал на труп Гамида, — ты стал янычаром…

— Мне от этого не легче. Я должен умереть…

— Бедняга! Зачем только судьба занесла тебя сюда? — воскликнул Арсен. — Разве что для того, чтобы наконец у тебя открылись глаза?.. Ну ладно. Пошли со мной!

— Куда?

— Пошли, пошли! Я спасу тебя. Выбраться сейчас из Сечи невозможно. Посажу тебя под замок. Так ты будешь в безопасности. А завтра посмотрим.

Он схватил Ненко за рукав и повел с площади.

Роман Воинов заметил какие-то две темные фигуры. Они отделились от толпы янычар, наперегонки перебежали улочку и вскочили в открытые двери первого же куреня. «Кто бы это мог быть? Турки? Не похоже. А своим чего бежать и прятаться?» — подумал он и незаметно последовал за ними. В сенях притаился, прислушиваясь к глухому шепоту, что доносился из куреня

— Вот подходящий жупан, переодевайся быстрее! — послышался первый голос. — Сойдем за приезжих казаков, взберемся на вал, а оттуда вниз, на ту сторону, — ищи ветра в поле!

— Нет, у меня другая мысль, Хорь, — отвечал второй голос. — Мы должны открыть ворота. Хан с войском ворвется в Сечь и затопит ее ордынцами [154] Ордынец (истор.) — здесь: воин орды. ! Их там сорок тысяч!

— Сатана помутил тебе разум, пан Чернобай! — зашипел Хорь. — Запорожцы схватят нас раньше, чем мы успеем открыть ворота! Натягивай поглубже шапку — и айда на вал!

— Там нас, дурень, так же быстро схватят! Слушай, что я говорю! С вала скатишься — поломаешь ноги, и тогда не миновать лап запорожцев!.. Нет, единственно, что нам остается, — руками татар уничтожить Сечь! Она для нас как бельмо на глазу… Пока еще янычары как-то отбиваются, надо скорее впустить татар!.. Пошли!

Роман выхватил из-за пояса пистолет, взвел курок. Отступил на шаг от двери… Так вот какие птицы залетели сюда! Сам Чернобай со своим сообщником!

Дверь широко распахнулась, и на пороге появилась темная фигура.

Грянул выстрел. Передний — это был Хорь — упал навзничь, на руки своего спутника. Тот кинулся назад и проходом, между столом и нарами, побежал в глубь куреня.

— Стой! Стой, иуда! — прокричал Роман и побежал следом.

Чернобай вскочил на нары, пригнулся и внезапно нырнул в выбитое окно.

— Не уйдешь, собака! — крикнул дончак, перепрыгивая через подушки, рядна и кожухи, в беспорядке брошенные запорожцами во время тревоги.

Он добежал до окна и с разбегу выскочил сквозь него во двор. Позади него кто-то ухнул, словно забивал сваю. Свистнула сабля. Роман, вылетев из окна, кувырком покатился по снегу. Это его и спасло. Чернобай целился снести голову — сабля рассекла воздух и на всю ширину лезвия вонзилась в липовый подоконник. Пока Чернобай выдергивал ее, Роман вскочил на ноги. Лязгнули сабли, высекая сноп искр.

Бой между ними был короткий, но яростный. Полученное в Чигирине ранение еще давало знать себя, и Роман, чувствуя, как покачнулась под ним земля, начал потихоньку отступать назад. Ободренный этим, Чернобай усилил натиск, чтобы быстрее покончить с казаком.

Одного не учел Чернобай — Роман мастерски владел саблей. Зная, что долгого напряжения ему не вынести, Роман неожиданно развернулся в сторону и тыльной частью сабли снизу резко ударил по сабле противника. Она звякнула и переломилась. Чернобай остолбенел. Роману ничего не стоило пронзить его насквозь, но такую птицу надо было брать живьем. Поэтому приставил к горлу Черновая острие сабли и стал теснить его к куреню, пока не прижал к стене.

Так и стоял дончак, боясь хотя бы немного отпустить от стены врага, так как знал: если тот бросится бежать, то сам догнать не сможет.

— Роман, ты что тут делаешь? — послышался удивленный голос Звенигоры.

— Сюда, Арсен, сюда! — крикнул не оборачиваясь Роман. — Глянь, кого я поймал!

Он только краем глаза заметил, как Арсен с каким-то турком приблизился к нему.

Чернобай пытался опустить голову, чтобы на лицо не упал свет от месяца, но Роман кольнул его в подбородок, заставив запрокинуть голову.

— Чернобай?! — выкрикнул Арсен. — На Сечи?! Как он здесь очутился?..

Тот молчал.

— С турками и татарами прибыл, — пояснил Роман. — А сейчас хотел орду в Сечь впустить. Что с ним делать? Прикончить на месте, пса?

Звенигора сжал зубы. Медленно произнес:

— Нет, пусть судит товариство! Запрем до рассвета в подвал!

— Арсен, ты имеешь право судить его сам, так и суди! Я только для тебя задержал его на этом свете…

— Спасибо, брат. Но мой суд — все равно что самосуд. А этот изверг перед всем народом виноват. Так пусть все товариство судит… Ну, топай, Чернобай! Утром поговорим с тобой, чертово семя!

Чернобай наклонил голову, медленно потащился вдоль куреня. За ним шли трое: Роман, Арсен и Сафар-бей.

К утру побоище в Сечи закончилось. Лишь тысячи полторы янычар и спахиев выбралось из западни, которую сами для себя устроили. Первые беглецы еще до рассвета принесли хану известие об ужасной гибели своих товарищей. Забыв о своем высоком положении и о тысячах простых воинов, что темной массой стояли в конном строю вокруг, хан простер к небу руки и страшно, отчаянно завыл, оскалив на месяц острые белые зубы.